Эльмира Нетесова - Изгои

Ни за что! Идите вы все!

На похороны отца, — закончила Анна и тихо, не оглядываясь, пошла к машине, мигавшей фарами в темноте.

Нюрка! Слышь, Нюрка! Анька, твою мать! Ты что? Оглохла? — остановил бабу. — Когда хороните старика?

Завтра. После трех.

Хорошо. Буду. Ты хоть мать с бабкой береги, — подошел совсем вплотную.

Прохор, как много времени прошло. Ты ничего не знал. Бабуля умерла вскоре после того, как ты ушел.

Не ушел! Прогнали! — уточнил Дылда.

Не прогнали, а прогнал! Он меня закрыл на ключ в своей библиотеке. Я стучала, но никто не открыл. Только потом, когда ты ушел.

А я-то думал, у вас все обговорено…

С того дня все кувырком пошло. Мать поддерживала отца, а у меня была бабуля! Она переживала за меня, но переубедить отца не смогла. Мне приводили в женихи каких-то кретинов. Я отказывала им. Отец с матерью злились, бывало, подолгу не разговаривали со мной. Но я уперлась: либо ты, либо никто! Потом был нервный срыв. Я долго пролежала в больнице. Ко мне стали приводить сынков начальства. Я озверела от обиды за то, что так бессердечно обошлись с моей судьбой, и нагрубила по грязному. С тех пор они перестали приводить всяких. Ну, а бабуля умерла, когда я была в больнице. Через год после нее мать умерла. Мы остались с отцом вдвоем. Мы долго не говорили о тебе, хотя именно ты стал причиной недомолвок и ссор, непонимания и раздражения. Отец подолгу оставался один, и у него было время все обдумать и осмыслить по-новому, применительно к нынешнему времени. И он для себя успел сделать вывод.

Поздно, — выдохнул Прохор.

Нет! Он понял при жизни, а значит, успел.

Какая разница, если ничего не изменить и не исправить!

Ты уверен? — дрогнул голос Анны.

Конечно. И не стоит кривить душой. Сама знаешь, не возродить из пепелища цветы! Не вдохнуть жизнь в замерзшую душу. Простив разумом, не повернешься сердцем к обидчику. А потому говорю заранее: не строй планы на меня. Считай, что навсегда ушел из твоей жизни. Только раньше всех…

Не спеши, Прохор! Подумай. У нас есть еще немного времени. Не стоит с плеча, с размаху рубить по живому. Я однажды такое пережила. От отца… От тебя подобное получить не ожидала…

Прохор недоумевающе пожал плечами. Глянул вслед Анне и вернулся к костру.

Странные люди: сами обсерутся, а других в вони обвиняют. Еще я и виноват в том, что меня выгнали. Ах, я не ломился к ней в двери. А спроси — зачем? Если б любила, давно нашла! Ушла бы от своих, и тогда я поверил бы! Но ведь жила с ними, через все дрязги прошла, всех урыла. Теперь и меня сыскала. Я — последний на очереди? Хрен тебе! — решил не ходить на похороны.

Уже утром забыл о визите Анны и нанялся собирать яблоки в саду старика, жившего на окраине города В глухом запущенном саду было тихо. Пели птицы в ветвях. Прохор решил взяться за дело сразу. И вдруг услышал, как кто-то зовет его по имени. Оглянулся — никого вокруг. Только тряхнул яблоньку, снова кто-то окликает, а вокруг ни души.

Прохор выругался и к дереву. Опять голос. Бабий. Такой томный, зовущий. Дылда за яблоню обеими руками вцепился. Тряхнул одну за всех обидчиц. Яблоки по спине, по голове, по плечам наколотили. Лишь на двух ветках по яблоку осталось. Хотел за ними полезть и слышит:

Оставь их! Не тронь!

У Прошки волосы дыбом встали. Оглянулся, старик-хозяин стоит, улыбается:

Оставь для птиц эти яблоки! Не собирай дочиста. Не по Божьи такое…

Дедунь! У тебя в доме бабы водятся? Кто меня все время окликает? — не выдержал Прошка.

Кто-то очень ждет тебя, сынок. Зовет сердцем! От того покою нет. Вслушайся, спознаешь, кто заждался. Только ту услышишь, кому очень мил…

Сколько ж времени теперь? — глянул на часы и мигом вспомнил, где его просили быть в три часа.

Прохор не пошел в дом. И лишь на кладбище подошел к могиле бывшего тестя. Встал рядом с Анной. Она, увидев его, благодарно кивнула головой.

Горсть земли на гроб… Как мало и как много, но именно это и есть символ прощенья, капля тепла и памяти, оставшихся на земле.

Спасибо, Прохор! Отец просил передать тебе кое-что, — шепнула Анна.

Мне ничего не надо.

Это не моя, его воля. Пошли, — позвала за собой в машину.

Вокруг Анны и Прошки толпились незнакомые люди. Одни называли себя сослуживцами, другие — друзьями отца. Они наперебой расхваливали покойного, обещали навещать Анну, не забывать ее. Когда ушел последний гость, Анна расплакалась. Она устала до изнеможения и обессилела окончательно:

Прош, не осуди, больше не могу. Еле выдержала все. Лицемеры! Они всякую совесть потеряли!