Эльмира Нетесова - Седая весна

— Что за заявленье? О чем хотите спросить?

Участковому неловко стало. Понял, как невпопад и не ко времени пришел сюда. Но…

Целый час говорил с Фаиной. Не только Уля, больные вступились за женщину. Ругали кляузника последними словами. Жалели Фаину, хвалили ее.

— На врачей нынче денег ни у кого не хватает. Ты глянь, почем их таблетки? За прием, осмотр, диагноз, за леченье, не только пенсии, зарплаты не хватает. Да хоть бы лечили! А то все деньги берут, а как болел человек, так хворым и уходит от них. Вот где грабители! Ими займитесь! Не иначе, как кто-то из них написал! — возмущались ожидавшие Ульяну. — Фаина доброму делу учится. Уже сама умеет лечить многое. Глянь, у моего мальца туберкулез убрали. За месяц, будто и не было его

никогда. А ведь в больнице два года таблетками и уколами мучили. Оглох мальчонка от них. Предлагали легкое удалить. А оно вылечилось! Без мук. И денег никто не требует с нас! А в больнице пока лежал, мы все деньги потратили, какие за дом матери выручили. Вот где шкуродеры!

— Не галдите! Тихо! Мешаете мне! — выглянула Ульяна из комнаты и снова спешно закрыла двери.

— Мне некогда думать о чепухе. Какие мужики? Кто их тут видел? Саша — не хахаль, он сосед! Мы со всеми в добрых отношениях, кроме вот этих, — указала на Жоркин дом.

— С ними конфликтуете? — спросил участковый.

— Нет! Даже не здороваемся! Как и вся улица! Их никто не признает. Нам же просто некогда, да и желанья нет общаться с ними.

— А ваш муж приходил? Просил разрешение пообщаться с дочкой? — глянул на Танюшку участковый.

— Нет у меня мужа. Мы разведены. Он отказался от дочки в день, когда она родилась. Зачем после всего приходить? Кто его сюда пустит?

— Понятно! А его отец тоже не подходил к вам?

— Никто не даст зайти старому козлу! — вышла из комнаты Ульяна и сказала родителям подростка, ожидавшим на кухне: — Сейчас рубаху наденет и выйдет. Все у Павлика хорошо. Теперь может в школу пойти, если захочет. Не пужайтесь более. Может с детьми играть. Есть с общей посуды.

— Уля! Спасибо тебе! — подошла мать мальчишки, повисла на шее бабки. Заплакала.

Участковый выскочил во двор и тут же свернул к Жоркиному дому. Мужик еще не вернулся с работы и только старик сидел у окна, наблюдал за всеми прохожими.

— Ну что, дед Данила, все сидишь на посту? Никак не дождешься смены караула? — усмехнулся участковый.

— Да чем мне нынче еще заняться? Скука одолела! На крыльце сидеть надоело. Лежать и то устал. Ночью плохо спится, все ворочаюсь. А и чем заняться, коль в руках и ногах сил нету.

— Ну, не наговаривай на себя! Вон какую жалобу написал на свою невестку! — рассмеялся участковый.

— Нету у меня невестки! Была потаскуха! Она ею и осталась! — забрызгал слюной дед.

— Насчет потаскухи полегче, дед! Проверка не подтвердила твое заявление. И знай нынче на всякий случай! Еще одна такая кляуза, и мы на тебя наложим штраф. Чтобы не отнимал у нас время впустую. А помимо того, за кляузы Фаина имеет право подать на тебя в суд за оскорбление и унижение чести и достоинства.

— Откуда у этой суки такое завелось? — удивился старик.

— Еще раз скажешь это слово о невестке, пеняй на себя! И знай о последствиях. Фаина может подать на тебя заявление в суд за оскорбление.

— Я не оскорбил! Сука — ее родное имя…

— Ну вот и доигрался! Быстро в машину! Хватит мне тебя уговаривать. Поночуешь в камере, может, поумнеешь. А коль нет, там и останешься! Тоже мне — судья и праведник! Живей на улицу! Там тебя карета заждалась! Мало рабочий день потерян впустую, сколько бензина сожгли! Вот вычтем из твоей пенсии половину за убытки милиции, враз писать разучишься, старый черт! — волок деда через двор к машине.

— Видать, и ты с ней переспал, раз вступаешься. Знамо дело! Грязь к грязи липнет. Я и про тебя начальству пропишу. Нехай знают, кого пригрели у себя! — спотыкался старик.

Участковый хотел его припугнуть, довести до калитки и там, отругав напоследок, отпустить деда. Но последнее высказывание и угроза Данила взбесили не на шутку. Открыв дверцу «оперативки», участковый впихнул в нее деда, вскочил сам и приказал водителю:

— Гони в отдел!

Подъехав к милиции, участковый кивнул на машину дежурным:

— Старика — в камеру!

Данилу волокли по ступеням даже не слушая его воплей, угроз и проклятий.

— Я вас самих сгною! Я покажу, как над стариками изгаляться! На самый верх напишу. С говном смешаю мерзавцев! Псы лягавые! Мусоряги! Людей от говна отличить не можете! — плевался, брыкался, пытался достать зубами руку сержанта. Но едва его затащили в коридор, кто-то, не выдержав стариковой брани, дал пинка и отпустил руки. Данил, кувыркаясь через голову, отлетел в дальний угол. Оттуда его подняли, зашвырнули в камеру — темную и сырую.