Эльмира Нетесова - Седая весна

— Давайте присмотримся друг к другу. Может, жить семьей не так уж плохо? — улыбаясь предложил Игорь.

— Мы слишком мало знаем друг друга..

— Потому предлагаю присмотреться. Решение примем позже. Вы не обожглись на семье, а я… И все же говорю, одиночество убивает людей быстрее и болезненнее, чем все несчастья.

Они присматривались друг к другу полгода. Виделись часто. Но никто не решался сделать навстречу первый шаг. Порою они засиживались допоздна. И все же Игорь никогда не попытался остаться на ночь. Хотя Мария видела, как самого себя заставляет уйти. И с каждым днем бороться с собой становилось сложнее.

Мария никогда не знала точно, когда придет Игорь. Он не просил разрешения прийти в определенное время. Игорь попросту стучал в окно, извещая, что пришел.

Мария постепенно привыкла к человеку и ждала его каждый день.

Случалось, Игорь не появлялся по два-три дня. И приходя, не объяснял, почему его не было. Мария не спрашивала, понимала неуместность и поспешность подобных вопросов.

Игорь словно ждал их. И всякий раз, появляясь через пару дней, смотрел на нее испытующе, с интересом. Но… Она не спрашивала.

Однажды, уже в конце зимы, Марии привезли дрова. Закончился прежний запас. И она взялась рубить их, складывать в поленницу. А тут Игорь пришел. Попросил топор..

— Не надо, я сама справлюсь. Мне не к спеху.

— Давай помогу!

— Не стоит. Ведь не в лесу живу. Люди, соседи вокруг. Увидят, что подумают?

— Меня все твои соседи видели и знают. Со многими здороваемся. Кому какое дело до твоей личной жизни? Успокойся! Дай топор. Это мужское дело. А ты иди в дом, — сказал обыденно и просто. Сам взялся рубить дрова. А войдя в дом, сказал: — Порядок! Дрова порублены, сложены. Проверь, по-твоему ли сделано?

— Как сделал, на том спасибо, — ответила краснея.

— Мария! Может, хватит нам присматриваться друг к другу? Пора решаться на что-то определенное. Как считаешь? — подошел вплотную, заглянул в глаза с любопытством и надеждой.

— А не торопишься?

— Я опоздать боюсь! А то уведет тебя из-под носа какой-нибудь первачок. Что делать буду? У тебя их полная обойма! Нынешних и бывших. Отобьют и фамилию не спросят. А мои ребята потом до самой пенсии меня высмеивать будут. Весь авторитет потеряю, — смеялся громко.

До самого утра проговорили они. Игорь впервые остался на ночь. И рассказал Марии о себе все начистоту.

— Знаешь, в детстве хулиганистым рос, драчливым, задиристым. Учился плохо. Родителям не до меня было. Оба занятые люди. Отец был геологом, мать — журналисткой. И только дед — отставной генерал. Он и не выдержал. Увидел, как я подрался во дворе. И отвез меня в военное училище. Там его все знали. А дед подвел меня к какому-то мордастому старшине и говорит: «Вань! Слепи из моего оболтуса человека! Упустил я его! Подправь по полной программе без поблажек. Нигде спуску не давай. На время занятий забывай, чей он внук. За него с тебя спрошу!» С того дня моя жизнь круто изменилась. Из райских условий я мигом попал в казарму. Где в шесть утра — подъем, в семь — завтрак, а в половине восьмого — ученья на полигоне, настоящая муштра. И это без увольнительных и отдыха. Я первые полгода прописался на гауптвахте. За малейшую провинность, неосторожное слово, за никчемность. Ведь дома я никогда за собой постель не заправлял. Не умел. В училище и туалеты чистить, и готовить научили, одеваться за минуту, а уж об ученьях и не говорю. Старшина старался на совесть. Чуть начну отлынивать — тут же в ухо либо в зубы. И матом так орет, свет не мил. Лишь через полтора года отпустили домой в увольнительную на пару дней. Я, как дурной, бежал по улицам. Мне все казалось, что старшина догонит и вернет. Я научился бояться людей. Этот страх заставил меня переломить в себе многое. Он загонял на турник. И, веришь, я стал виртуозом. Научился владеть своим телом. А пришел беспомощным. Не умел подтянуться на турнике. Зато потом до полусотни — отжимался шутя. До сих пор смешно вспомнить, как прыгал через «козла». Весь лоб об него разбил. Сам, как козел, с шишками на голове ходил. Все колени разбивал об него вдребезги. Не знал, как чистить картошку, мыть пол. Всему научился. Меня чаще других заставляли дневалить в казарме. Пару раз устроили «темную». С тех пор порядок наводил идеальный. Даже старшине придраться было не к чему. Но страх перед ним застрял во мне. Знаешь, о чем я тогда мечтал? Вырасти, получить образование и, придя в училище, набить морду старшине. Так, как он мне в то время. Я из последних сил старался. А когда пришел домой в первое увольненье, родители меня не узнали. Самостоятельным стал. Подрос, да и поведение изменилось. В разговоре не перебивал никого, научился слушать. Мои бывшие друзья стали неинтересными, скучными, ограниченными. И я через десяток минут расстался с ними. Конечно, дед наблюдал за мной. Я это понимал. Когда вечером сел посмотреть телевизор, услышал, как он говорил по телефону со старшиной. Благодарил, как родного. И все просил его не отпускать кнут и вожжи. Так-то и вылепили из меня военного. Сначала лейтенантом — после училища, потом пошел выше. В Афганистан поехал в звании подполковника.