— О чем вы? Пусть сдернут от Ментов. В накладе не приморятся! — встрял Глыба и оглянулся на тихо вошедшего стремача.
— Пахан, всего четверо возникли. Ботают, всех на кабаке сгребли мусора! Пустить кентов?
— Давай их сюда! Сам свали к шпане. Пахана их сюда приволоки. Передай, пусть шустрит ко мне. Дело имею.
Четверо законников вошли к Лангусту, и Капка сразу узнала двоих. Они были в ресторане.
— В ментовку кентов повезли. В пяти «воронках». Лягавые, на своих колесах — по бокам. Чтоб никто не смылся по пути. Особо Шакала пасли. И его малину. Задрыгу всюду дыбают. Вокруг их хазы — засады. Голубятник нарвался. Всех предупредил. Мы хотели Задрыгу там нашмонать. Вякнуть, что ее пасут менты.
— Никуда не высовывайся! Отведем вас на хазу. А когда фартовых снимем из тюряги, тогда потрехаем, где и как вам будет кайфовее! — сдвинул брови Лангуст; глянув на Капку.
Вскоре Задрыгу и Глыбу отвезли на новую хазу — на окраину города — в мрачный, старый особняк к пожилой бабе, растившей троих непоседливых, озорных внуков.
Они были немного моложе Капки. И Задрыга не обратила бы на них внимания, если б не веснушчатый Егор, попросивший курева.
Капка дала пачку сигарет и мальчишка предложил ей поиграть с ним в прятки.
Задрыга, сморщившись, отказалась от предложения. Хотела вернуться в дом. Тогда Егор позвал ее в город.
— Не могу! Нельзя мне туда одной.
— Во, дура! Я ж тебя совсем не туда позвал. А в подземку! Там второй город! Только про него не знают. Одни пацаны! Мы там все ходы насквозь облазили!
Капка сразу оживилась. Выведала, что подземные туннели пробиты немцами еще задолго до войны. И не только туннели. Есть там целые склады всяких непонятных штуковин. Какие-то мастерские. Но пацаны не говорят о них взрослым. Иначе те все испортят и раскроют, раскопают подземный город, где живет много бездомных пацанов, убежавших от алкашей родителей, избивавших ребят до полусмерти ни за что, ни про что.
— И мы от своей бабки туда смываемся на несколько дней, когда «пилить» начинает! — сознался Егор.
Капка спросила его, куда ведут туннели? Дав мальчишке целый блок сигарет, попросила провести под милицию, взяв с него слово, что никому не расскажет о ее просьбе.
Егор пообещал. И тут же повел Задрыгу в подземку.
Капка быстро опустилась в неприметный люк. Скатилась не удержавшись вниз — в темную сырость. Здесь пахло плесенью и городской канализацией.
— А зачем тебе ментовка? — остановился Егор, как вкопанный.
— Надо!
— На что надо? Чего забыла там?
— Корефанов моих взяли! Дошло? Выручить надо.
— Э-э, нет! Я не стану в такое лезть! Мусора потом нам житья не дадут.
— Егор! Падла буду! Если поможешь, я сделаю все, что ты вякнешь?
— А мне «бабки» нужны! — шмыгнул мальчишка носом.
— Дадим!
— Столько, сколь скажу?
— Идет! — согласилась Капка.
Они перелезали через завалы, скользкие, вонючие кучи, через решетки. Проходили по громадным подземным коридорам, настоящим залам, отделанным серой мраморной плиткой, мимо колонн и гнилых столбов, готовых рухнуть в любую секунду.
— Стой! Вот тут! — указал Егор на две бетонные плиты в потолке.
— Откуда знаешь, что это тут? — засомневалась Задрыга. Егор сказал тихо, что когда пацанов забирали в ментовку, их доставали отсюда.
— Но если ты разболтаешь кому, живой отсюда не выйдешь. Завалим выход. И хрен тебя найдут! — пообещал Егор твердо.
— Мне некому вякать! — ответила Задрыга и спросила:
— А как вы своих доставали?
— Сейчас нельзя. Светло еще. Попухнуть можем. Когда стемнеет — покажу.
— А почему ты мне поверил? — поинтересовалась Капка.
— Ты тоже сама. Без матери, без отца, как мы. Своя… И морда не свинячья. Не раскормленная. Худая. Выходит, тоже не жравши живешь. Вот и позвал к нам, чтобы знала, если что, ты — не одна. Мы — с тобой, а нас тут много!
Задрыге как-то сразу теплее стало от слов Егора. Она села рядом, закурила.
— Мать где твоя? — спросил пацан.
— Умерла. Уже давно. Я ее не помню. Мне всего два месяца было.
— А моя — спилась. Отец нас бросил. Она и скатилась. Сразу в бичихи.
— А где отец? — любопытствовала Капка.
— Забыл ему на яйцы звонок повесить. Тогда бы знал. Он от нас скрывается, чтобы алименты не платить. Не объявляется нигде, не пишет. А может, уже умер давно, кто знает? Хотя такие живучи.
Почему?
— Потому что кобели завсегда легко живут. У них забот нет. Кочуют от бабы к бабе. Одним местом только вкалывают. Что им дети? Издержки пьяной ночи! Лишняя морока. Так-то вот… Потому, когда вырасту, ни за что не женюсь!
Читать дальше