Эльмира Нетесова - Заказанная расправа

То в парк потащит — там на эстраде рок-группа концерт дает. То на стадионе тоже какое-то мероприятие. В цирк, в кино, куда угодно, лишь бы вместе побыть, чтоб не напился. Я понимал ее. И однажды, когда возвращались домой, сказал ей, что дешевле нам было бы свою квартиру купить или эту разменять. Самим жить, чтоб сохранить семью. А жена и говорит: «Матери уже немало лет. Скоро за нею уход потребуется. Изболелась вся. Не могу я ее оставить. Даже говорить о таком совестно. Она родная мне. Самой мне тяжело. Все вижу, знаю. Оттого больней, чем вам, что я обоих вас люблю».

«Милая девочка моя! — отвечаю. — Но выбор тебе все ж придется сделать. Сама все видишь. Ведь не железный я, когда-то терпенье осечку может дать. Далеко ли до беды? Зачем доводить, испытывать меня? Пойми, нас ни годы, ни жизнь не примирят. Живя под одной крышей, мы убиваем друг друга морально, сокращаем жизнь. Разве это лучший выход? Я уже давно на пределе и держусь из последних сил. Развязка может случиться в любой миг. Самая непредсказуемая. Она ударит по всем. Почему, любя мать, ты не думаешь обо мне? Давай отделимся от нее. На расстоянии все станет лучше и проще. Я перестану выпивать, даю слово».

«Не могу! — говорит. — Она всю свою жизнь отдала мне. У нее никого не осталось. Она не сможет одна. Да и я не зверь, чтобы бросить старую. Язык не повернется предложить такое. Она не переживет, и я до конца дней стану мучиться, винить себя и тебя за случившееся. Пойми меня правильно. Ведь ты сам отец!»

— Так как же вы поладили? — не выдержал участковый. Ему порядком надоели затянувшиеся стенанья бомжа. Он слишком часто слышал подобное от мужиков, когда работал в городе на своем участке. Те мало говорили, много пили. И никого не уговаривали. Разуверившись, возненавидев всех и вся, покинули семьи, навсегда закрыв за собой двери. Они ни о чем не жалели. И, оказавшись на улице, считали себя счастливыми.

— Дочка ускорила! — выдохнул Богдан.

— Как? При чем ребенок?

— Вернулся как-то с работы. И мурло в мурло столкнулся с тещей. Она в прихожей прибирала. Рыло свое перекосила во все стороны и говорит: «Принесли тебя черти!»

Я куртку с плеч и к мужикам в подъезд. Только по стакану выпили. Я за огурец взялся. Глядь, дочка бежит и зовет: «Папка! Иди домой! А то бабушка говорит, что опять в постели обоссышься. Надоело ей твою пьяную вонь отмывать». Чуть огурцом не подавился!

Мужики хохот подняли. Тут дочка торопит. А меня стыд и злоба сжигают. Понял — старая кадушка научила ребенка, как меня испозорить. Мужики, хрен с ними. А вот дочь! Закипело все внутри. В голове помутилось. Я вскочил, побежал домой на рысях. Влетаю, теща на кухне. Как хватил ее, долбанул об стену. И только за горло взял, тут жена на руках повисла, не своим голосом взвыла: «Уйди! Оставь нас!»

Дал я теще в рыло, так что ее челюсть в пыль разлетелась. А тут дочка кричит: «Папка! Зачем бабулю бьешь? Она хорошая, а ты пьяница пропащий!»

Глянул я на всех и понял — лишним жил, чужим. Снял свою куртку и ушел из дому. Никто не остановил, не позвал вернуться. Да и куда, зачем?

Поначалу на бойне жил. Но один раз не рассчитал силенок. Перебрал ночью. А закусить было нечем. Тут стадо быков загнали на забой. И один, черт его возьми, изловчился, да как саданул мне в бок. Все пробил. Куртку и рубаху насквозь. Я на полу корчусь червяком. А этот зверюга ко мне. Поддел на рога и через себя перекинул. Потом того хуже, топтаться на мне вздумал. Другие бойцы, всяк своими быками заняты, не сразу приметили. Когда увидели, подскочили оравой, завалили быка. Меня в больницу. Врачи сразу установили, что я был пьяным, сообщили на работу. И… прощай мясокомбинат. В тот же день уволили. А меня заштопали, отмыли, вылечили. Но зачем? Ведь еле выжил, сами говорили. В реанимации две недели провалялся.

— Домой твоим сообщили? — спросил Жора.

— Не знаю. В больнице никто меня не навещал.

— Не может быть, чтоб семья не знала. С работы обязаны были предупредить. Там домашний адрес каждого имеется, — вспомнил Жора.

— Да и в больницу адрес сообщают кадровики, — подтвердил Семен Степанович.

— А и хрен со мной! Сам во всем виноват. И не ждал никого. Из больницы свалил в бомжи. Вот и все на том. Меня теща с быком отовсюду выкинули. Из семьи и с работы. Хотя, если честно сказать, я на бойню и сам не вернулся б. После случившегося стал бояться скота. И запах крови не переношу.

Как-то наши бомжи принесли кровяную колбасу, я съел кусок, а потом до ночи блевал. Думал, свою требуху выроню. А вот сегодня, смех да и только, от своей крови мутит. Будто по бухой, посеяв мозги, из общественного туалета закусил. Мимо бойни я даже не ходил. Вонь ее за версту чую. Хотя слышал, будто всех бойцов сократили. Скотину уже не люди, а ток убивает. Враз наповал. Так что и тут все перекрыто. А другого ничего не умею. Везде лишний, ненужный стал.