Эльмира Нетесова - Стукачи

Едва зэки выходили из столовой, их собирали в бригады и тут же увозили в карьер.

Виктор попал в первую бригаду. И его вместе с другими увезла вагонетка вниз — в шахтный карьер, расположенный глубоко внизу, под землей.

Ананьев удивлялся необычной красоте штолен. В тусклом свете ламп их стены фосфоресцировали неземным, синим, голубым, розовым светом. Вспыхивали звездами, целыми фейерверками. Они, словно живые, радовались людям.

Звезды вспыхивали под ногами и над головой. Их можно было потрогать руками. Они, словно живые, смеялись, перемаргивались, ободряя людей.

— Красота какая! — не выдержал Виктор. Но в ответ услышал:

— Век бы ее не видел. Будь она проклята! И ты рот не разевай. Это уран. Он гад. Где искры горят, там он просыпается. И горит бельмами змеи. Держись подальше от огней его. Хотя куда тут спрячешься? — ворчал кто-то сбоку.

Виктор грузил уран на транспортер лопатой. И тот сверкающей лентой уходил вверх.

Рядом работали зэки. Неспешно, но и не отлынивали. Серыми тенями передвигались по забою. И, казалось, ни малейшего внимания не обращали на Ананьева.

Но вот один подошел. Стал рядом.

— Иди отдохни. Я подменю. Уже три часа без перерыва вкалываешь. Силен. Да только и тебя ненадолго хватит. Иди, продышись немного…

К вечеру у Ананьева разболелась голова. В медчасти дали цитрамон. Успокоили. Мол, с непривычки это, потому что под землей давление иное. Воздуха немногим поменьше. Но это скоро пройдет. Еще три смены, и как рукой снимет. Все это испытывают вначале.

Виктор выпил цитрамон. Но боль не отпускала. Она сковала голову тугим обручем, давила на глаза.

Сосед по шконке настырно заставил его пойти на ужин и посоветовал пить чай, как можно больше.

Ананьев пил, пересиливая нежелание, заставляя себя, уговаривая.

— Ну, что? Жить охота? — спросил его желтолицый мужик.

— Боль одолела…

— То ли еще будет…

— Отстань ты от него, — цыкнули на закашлявшегося.

— Я отстану. А вот уран — никогда… Он заставит поумнеть. Не то, ить ты, чем скорей — тем лучше! Меньше мук! Тут всяк свою порцию сполна получает. Этот — не особый! Чем я хуже, что должен мучиться? А он без боли захотел на тот свет загреметь! Торопливый, как вижу. Да вот только спешить нам всем некуда стало…

— Да заткнись ты! — не выдержал Виктор, сдавив руками голову, раскалывающуюся от боли.

Но через два дня, как и говорил врач, головные боли прошли. Виктор возвращался с работы разбитым. Он не сразу заметил, как от усталости начали дрожать руки и ноги. Как липкий пот заливает спину уже к полудню. Как постепенно пропадали аппетит и сон, ставший тревожным, чутким.

— Эй, мужики, на концерт! Артисты к нам приехали! — сунулся охранник в барак в конце недели.

Никто из зэков не обрадовался. Молча, равнодушно, послушными манекенами, пошли в красный уголок, едва волоча ноги. Там устроились поудобнее на стульях.

Виктор сел поближе к сцене. Не хотел идти на концерт, но жутко было остаться одному в пустом бараке. Решил отвлечься, как и все, хотя бы на время.

Ананьев теперь боялся одиночества. Не только он, все зэки барака предпочитали держаться вместе — всюду.

На сцене кружился в танце хоровод девушек. Плавный танец вскоре сменился быстрым, огневым. Мелькали улыбки, ноги — голые, выше колен.

Виктор поглядел на зэков. Половина их спала. Другие смотрели и не видели азартной пляски. В глазах тупое равнодушие стыло.

— Хороши девки, а? — подтолкнул Ананьев соседа. Тот глянул на сцену, посмотрел на Виктора.

— Спать охота, — ответил равнодушно.

Никто не аплодировал танцорам, не благодарил их за концерт. Зэки молча ушли из красного уголка в барак, даже не оглянувшись на уезжающих артистов.

Ананьев тоже вернулся в барак. И незаметно, понемногу, разговорился с мужиками.

— Нет. Отсюда никто не убежал. Эта — якутская зона — сущее наказание. Самая дальняя, северная. Для смертников. Дорога отсюда раньше охранялась. Как военная. Потом поняли бессмысленность. Сняли охрану…

— Да не потому ее сняли. Гибло много ребят. От стужи. Зимой тут под пятьдесят холода. Случалось, к шестидесяти доползала. Вот и замерзали охранники на посту. Заживо.

— А ты их пожалей, — съязвил кашляющий.

— Они ни при чем в нашей беде. Не охрана виновата, что мы тут оказались, — заметил мужик в очках.

— А почему не убегали отсюда? Ведь не все время здесь зима держится, — интересовался Ананьев.

— Лето тут короткое. А место — гиблое. Сам видишь. Не зная его, сгинешь. Хотя слыхал я от старика, что удалось двоим отсюда сбежать. И не по теплу. Зимой. В самую что ни на есть лютость. Когда от мороза даже собаки бежать не могли, — закашлялся человек.