— Ну а охрана камеры?
— У них на тот момент была смена караула. Такие показания дали, дикие и нелепые. Мне даже читать их было стыдно, а уж верить не мог ни одному слову. Сплошные натяжки, однобокость, я так не работал.
— На всю катушку дали?
— Нет! Если б так, расстреляли бы! Сумма взятки была громадной плюс к тому утрата уголовного дела, пособничество в побеге. Все тянуло на исключительную меру наказания. И в этом я видел месть Олега за сына, но государственный обвинитель в процессе попросил для меня у суда десять лет лишения свободы с конфискацией имущества и отбыванием срока в колонии особого режима. Да и то, учитывая многолетнюю работу в милиции, безупречность, награды и первую судимость. Олег был в зале суда. Когда зачитали приговор, он чуть ли не с кулаками подскочил к председательствующему и заорал: «Почему не исключительную дал?! Ведь я просил тебя! Ну, погоди! Я тебе еще напомню этот приговор!» Я все понял и не удивился, что даже ради приличия его никто не остановил.
— А где ж он взял деньги на взятку, которую тебе организовал? Сам говоришь, что зарплата в милиции смешная! — спросил Дамир.
— Деньги они могли изъять при обыске в доме Шкворня и не провести их по документам. Понятыми следователь оформил оперов. Те выполнили все и смолчали. А может, сам Шкворень подсказал, где прячет общак «малины». Свобода дороже, вот и откупился. Совпали интересы моих врагов. На все пошли.
— А как же тебя на условку кинули? С такой статьей?
— Три статьи! Но тут дело не в нашем горотделе и, как я понял, не в моих жалобах в прокуратуру России. Вопрос «кого помиловать» решает прежде всего администрация зоны. Если она скажет «нет», и Генеральный прокурор не поможет. Если ж рекомендует, никто администрации зоны не отказывает. Кстати, если вспомнить, кроме нас троих почти двести человек вышло. Кто — подчистую, кто — на условное. Мы не единственные.
— Они уголовные дела смотрят?
— Конечно! Сразу по прибытии изучают, чтоб знать, чего от каждого ожидать. Меня по моему делу трижды в спецотдел вызывали. Заинтересовались. Знаю, делали запросы. Много сомнений возникло. Я им все рассказал, как было. Занялись. Кое-что и мне известно стало. Ведь время на месте не стоит, — загадочно улыбнулся Смирнов.
— Миш, ты это о чем? — допытывался Дамир.
— Ну, такие мелочи я не беру в расчет! — отмахнулся тот.
Ему вспомнился зал суда, натянутое бледное лицо Ольги. Она после приговора подошла к нему. Окинула взглядом, сморщилась и спросила:
— Зачем ты пошел на это? За что опозорил меня и отца? Завел кого-то на стороне?
— Ты свободна! Не доставай! Я ни перед кем ни в чем не виноват. Нет у меня никого! Когда-то была ты, но так и осталась чужой. Смешно говорить, что я тебя отпускаю. Ты и не была моей! Иди, Ольга. Давай простимся без истерик, тихо. Ты ничего не приобрела, живя со мной, но и ничего не потеряла.
Жена опустила голову, всхлипнула. Кого, о чем она жалела в тот миг?
— Столько лет прожили, а ты даже ни одного теплого слова для меня не нашел! — упрекнула она мужа.
— Если нужен, дождешься.
— Что?! Ждать тебя после всего? Я не знаю, как переживу случившееся. Ждать и жить с тобой после всего — это слишком глупо с твоей стороны так плохо думать обо мне.
Я не так наивна! Ты прикрывался работой как ширмой, а на самом деле бандитствовал!
— Ольга, уходи! Мне прокурор и судья поверили больше, хоть они — чужие, а ты — своя! Всю жизнь не верил в такое и убедился на себе! Спасибо за напутствие!
— Что ж! Дело твое! Знай, я подала заявление на развод. Не хочу, чтоб нас объединяла твоя фамилия. Вещи передам твоей матери. Надеюсь, что поводов для встреч у нас никогда не возникнет.
— И на том спасибо! — ответил хрипло.
— Прощай. — Пошла, тряхнув головой.
А вскоре подошла мать. Она не плакала, жалела сердцем. Это он увидел по глазам.
— Ничего, сынок! Главное, что жить оставили, не поставили к стенке под пулю. От нее не уйти, а с зоны вертаются. И ты не тужи, не единый в свете. Я у тебя имеюсь. Одна. Сам знаешь, матерь Бог дает. Других сам находишь. Так этих на твой век хватит. Ты у меня самый лучший, и я тебя всяк день ждать буду. Передачку собрала, охранник обещал тебе отдать. Там все свое, домашнее. Когда на место доедешь, черкни, я тебе посылки слать стану. И береги себя! — Сняла с себя крест и надела на Михаила: — Да хранит тебя Господь! Не забывай про меня, сынок! Ты — все, что у меня осталось в этой жизни!
Мать проследила, как Михаила посадили в зарешеченную машину и повезли далеко-далеко от города.
Читать дальше