Эльмира Нетесова - Последняя охота

Влас потерянно огляделся. Своя квартира. Здесь он вырос. Тут все было своим и принадлежало ему. Здесь его когда-то любили и баловали. Тут радовались ему. Почему ж он стал чужим? Ведь он вернулся домой, а его прогнали, как собаку.

— Мам, открой! — позвонил в дверь, но она даже не подошла.

Влас много пережил и перенес. Сколько холода и голода, жестких драк перенес без счета и выдержал, а тут вдруг заплакал впервые. Ему стало обидно, что человек, которого он любил, так поспешно и легко отказался от него. А Влас писал ей, как, выйдя на свободу, устроится таксистом и они станут жить вдвоем тихо и спокойно, радуясь друг другу.

«Мам, я больше никогда не огорчу тебя! Поверь мне! Эта ошибка была последней», — писал он ей. Она не поверила ему, приняла в дом чужого человека, даже не предупредив о том сына. Влас, ничего не видя перед собой, пошел на улицу, не зная, куда податься.

Выбора не было. Поразмыслив, достал из кармана адрес, который получил в зоне от кентов, и побрел, тяжело переставляя ноги.

Не дойдя до угла, оглянулся на знакомые окна. Слабая надежда зажглась в душе: «Вдруг выглянет в окно, одумается, позовет…» Нет, занавески на окнах плотно задернуты, даже не пошевелились.

— Мам, а почему дядя плачет? — спросил женщину мальчуган, указав на Власа. Та поторопилась увести сына поскорее.

«Погоди, малыш! Вырастешь — поймешь сам. Не спеши стать взрослым, чтоб и тебя не устыдились и не выбросили из дома. Все бабы любят маленьких детей, а взрослых гонят, словно очумев от навалившейся старости, сами впадают в детство. Не приведись и тебе с таким столкнуться», — пошел искать приюта в «малине».

Здесь его встретили радушно. Накормили, дали выпить. Слушали, что рассказывал Влас о зоне, кентах и о себе.

— Так ты прямиком к нам? Сразу из зоны? — удивился пахан.

— Хотел у матери пару дней перекантоваться, да она прогнала. Замуж вышла! Не хочет, как сказала, позориться из-за меня. Вот и слинял к вам, — сказал правду.

— Крутая стерва! Все они теперь такие. Чуть поприжала жизнь — родного сына на хахаля променяла. Проучить нужно суку!

— Не надо! Я и так перед отцом виноват. Ее не стоит трогать. Да и что понту? Навара не поимеем. В квартире пусто. А трамбовать старуху, какой понт? Дарма не стоит, — отмахнулся Влас.

— Клевый кент! Мозги не сеешь: на туфту не поддался. Ну что ж, посмотрим, какой ты в деле? — Сел пахан напротив, заговорил доверительно: — Сегодня в дело тебя возьмем. Тряхнем фраера за должок! Сам, паскуда, базаром паханит, а с нами делиться не хочет, вонючий пидер! Устроим ему облом нынче!»

— А что с того мне обломится? — спросил Влас.

— Ну ты даешь! Это уж как расколете! Коль положняк отвалит кучерявый, ты не останешься внакладе, что-то да обломится.

Влас решил не торгуясь показать себя в деле. За годы ходок махаться научился. Без того ни один день в зоне не обходился.

Ближе к полуночи вместе с кентами вышел из хазы. Вокруг темно, как на погосте.

Двое мужиков, идущих рядом, сразу предупредили Власа:

— Ты, Меченый, возникнешь к фраеру, мы на стреме канаем. Сам тряхнешь падлу, чтоб не сомневался про навар. Да и себя покажешь, на что горазд. У этого козла кубышка файная. Коли его изо всех сил. Знай, он жаден, как мильен пархатых. Ссыт только одного: крутой вздрючки.

— Вот тут он приморился. Зырь, не дрыхнет, поди баксы считает. Вот и накрой его…

Влас нахально позвонил. Хотя время было позднее, кто-то быстро подошел к двери.

— Ты, что ли? — послышался вопрос.

— Ага, — ответил Меченый и, едва дверь приоткрылась, мигом ворвался внутрь дома.

— Ты кто? Тебе чего? — растерялся хозяин, но Влас дорожил временем и, схватив его за грудки, втащил в дом.

Подельщики, видя это, довольно потирали руки: Влас справится. Вон он какой лось, один за троих. Любого в бараний рог свернет своими клешнями. Стали ждать.

Время тянулось медленно. Из дома сквозь толстенные стены не доносилось ни звука.

— Значит, все в ажуре! Иначе кипиж засекли б.

И вдруг оба заметили свернувшего к дому человека. Он был громадный. Воры хотели его притормозить, но тот так быстро вошел в дом, что стремачи столкнулись лбами на пороге.

— Шустрый падла! Ну, теперь жди шухер. Этот козел за собой двери запер на ключ. И в окна не сунешься: зарешеченные, — настороженно вслушивались в каждый звук, доносившийся из дома.

Оттуда лишь глухие голоса слышались.

— Уж не разборка ль там?

— Тебе что ботал Шкворень? Вырвет навар Меченый — останется в «малине», коль проколется — туда ему дорога. Жалеть некого, не прикипели к нему. Да и самим с этим базарным хорьком не обламывалось. Может, хоть нынче пофартит?