И тогда не выдержали фартовые. Сели вокруг. Спрашивать стали, что стряслось?
Пухлое письмо жены лежало рядом. И бугор без спросу взялся читать его вслух.
«Уж и не знаю, отец ты наш, за что Господь прогневался. Забрали нас после тебя на второй день. Всех. Держали в тюрьме неделю. Там мне сказали, что наш старший сын отрекся от нас. И решил сменить фамилию, жить, как все. Его тут же выпустили на волю. Я читала своими глазами его записку мне. В ней он простился с нами со всеми.
Младший, Гришенька наш, умер в тюрьме от простуды на шестой день. С восемью ребятами, пешком, повели нас этапом в Сибирь, в Красноярский край. Не доходя до Урала, отморозил себе легкие Петенька, и отошел ночью, захлебнувшись кровью. Через три недели после него — Глеб умер. От скарлатины. Дементий— под Рождество Христово, когда шли тайгой по Сибири, от истощения умер. Кормили нас, чтоб глаза видели смерть друг друга. Виктор, не дойдя до Красноярска, упал. Поморозил ноги. Не мог идти, конвой пристрелил, и меня к нему не подпустили, чтобы помочь. От Дизентерии умерла Татьяна уже в Красноярске. И осталась я с троими детьми. Уж лучше бы Бог прибрал меня, чтоб не видеть смерть детей наших. Умирая, все тебя звали, просили Господа тебя уберечь в жизни. И все прощения молили, за малые провинности — за упрямство, за непослушание…
Как жить мне теперь? А и помирать нельзя. Дети… Твое письмо получили, на колени попадали. Бога благодарили. Может доведется— свидимся. А нет — прости, коль виноваты были в чем. И помолись за нас. Земные мы, прощать должны друг другу. И ты, отец наш, прости своего старшего сына. Отпусти ему грех глупой молодости. И пиши. Твоя весточка Костю от болезни вылечила. Ангина у него была. Да вот избавился. Сохрани тебя Бог и спаси…»
О себе жена не написала. Харитон лишь сердцем чувствовал, что молчала неспроста, чтоб не расстраивать его в конец.
Фартовые о чем-то говорили, Харитон не слышал их.
— Потянешь резину с полгода и похиляешь к своим. Это я ботаю! Так что не ссы. Помни одно — фарт выше наркома, — пообещал бугор.
А еще через месяц зачастил к Харитону фельдшер. Посидит рядом. Поставит горчичники на пятки. Священник не понимал. Но бугор барака посоветовал ему молчать, сказав, что решил его списать по нездоровью из тюряги.
Отцу Харитону не верилось в такое. Но однажды бугор фартовых подошел к нему. И, присев рядом, сказал:
— Фраера тебе ксивы делают. Тюрягу ссылкой заменят. Чтоб не загнулся ты здесь.
— А почему ты мне помогаешь? — впервые насмелился спросить фартового.
Бугор, глянув на Харитона, впервые заговорил на нормальном, человеческом языке:
— Мы, хоть и воры, но тоже не вчера родились. С Богом не воюем. Знаем свое место и звание. Помним, что и жизнь и удача— от Господа. И никогда не базлаем Его. Он все видит, и всех. А про себя, да что там, мальчишками обокрали церковь одну. Не с добра — жрать нечего стало. Поймали нас. А священник не стал на нас капать. Забрал ксиву, что дьячок настрочил, сказал, будто плату мы получили за то, что все лето и осень вкалывали на церковь. В саду и поле, заготавливали дрова. Придумал он все. А нас отпустили. На волю. Того дьячка священник навсегда в монастырь отправил. За грех. За нас… С тех пор много лет минуло, а я свой долг помню. И хотя воровать не бросил — отцам церкви помогаю, — признался бугор и добавил:
— Впрочем, все фартовые Бога любят. В церковь, помня грехи, не ходим, чтоб не осквернять. Но и священников не обижаем. Они средь прочих — особые. Видят грешника, но не стучат на него. Ни Богу, ни властям. Помогают вырваться из беды. Но… На земле грешной мало вас. Грязи много. Вот и воруем. У сытых, кто нас, мальчишек, голодать заставлял. Вынуждаем выполнять Писание, чтоб богатые жертвовали бедным. Коль сами не хотят, мы без спросу… Иначе им в рай не попасть. А мы об их душах заранее печемся, — ухмылялся бугор.
— Грех мне от вас помощь брать, — признался Харитон.
— А мы и не помогаем тебе. Помогают нищему, на паперти. Я ж просто свой долг вернул. Тебе. Вроде спасибо тому священнику сказал, который навряд ли дожил до дня нынешнего, — погрустнел бугор.
Отец Харитон жил бок о бок с фартовыми почти год. Он слышал и знал о них все. Но никогда за все годы даже собственной памяти не позволял воскрешать услышанное. Он работал в библиотеке зоны. А к концу года его, как и обещал бугор, списали по состоянию здоровья и отправили в Магадан, откуда быстро переправили на Камчатку. Вскоре к нему приехала и жена с детьми.
Читать дальше