Андрей Добрынин - Смерть говорит по-русски (Твой личный номер)

— Ерундовое задание, Винс, просто детская игра! — гомонили «близнецы». — Не то что с Адам-ханом. У них там даже охранения нормального не было. Дом, где жил ихний вождь, мы разнесли сразу же, а потом просто прочесали все мазанки, чтобы собрать оружие... ну и все прочее, что подвернется. Давай поправляйся скорей, тебя ждет твоя доля. Кстати, на место нас теперь вывозят на вертолете, жизнь пошла просто шикарная. Не надо трястись на джипах по сумасшедшим дорогам, потом эти джипы прятать и ждать, что местные разбойники устроят возле них засаду. То ли дело вертолет: вылез, прошел десяток километров, отработал, вернулся, улетел...

— Да, это отлично, — соглашался Корсаков, а сам мечтал о том моменте, когда «близнецы» уйдут и вернется Рипсимэ. С ней Корсаков мог разговаривать часами, иногда ловя себя на том, что, глядя на нее, сам уже не понимает, о чем говорит. Мало-помалу Рипсимэ перестала дичиться и не протестовала, когда Корсаков накрывал своей грубой ладонью ее точеные пальчики, отличавшиеся, впрочем, немалой силой. Она не возмущалась, когда он клал руку на ее упругое бедро, только вздрагивала и умоляюще смотрела на него своими бархатными глазами. Корсаков, сам себе удивляясь, вздыхал и убирал руку. Папаша Рипсимэ по-прежнему ходил мрачнее тучи, поглядывал на Корсакова очень недобро и устраивал дочери сцены, однако та все его обидные слова выслушивала как будто в забытьи, торопясь вернуться к выполнению своих обязанностей сиделки.

За своей лечебной идиллией Корсаков не забывал и о деле. Во время прогулок с палочкой он внимательно разглядывал с разных сторон территорию фабрики, ее уже достроенные корпуса, в которые спешно завозилось оборудование, караульные вышки и посты. Перед отъездом к новому месту работы он успел проштудировать несколько десятков книг по химии, фармацевтике, технологии и организации фармацевтической промышленности. В результате теперь он видел перед собой не беспорядочное скопление построек, а четкую производственную систему, в которой ход главного цикла обеспечивался многочисленными обслуживающими подразделениями. Словно заполняя пустые клетки кроссворда, Корсаков определял назначение каждого из корпусов: цех, где скапливалось и проходило предварительную обработку сырье, цех, где должны были протекать главные химические реакции — извлечение из сырья алкалоидов и превращение их в пригодные к употреблению соли, цех изготовления растворов, стекловарный цех, фасовочный цех и прочие. На плане, который мысленно составлял Корсаков, появились электроподстанция, котельная с топливным складом, склады сырья, реактивов и готовой продукции, административный корпус, корпус для размещения охраны. Все это Корсаков рассматривал с точки зрения технологической важности, отыскивая такое звено, уничтожение которого выведет из строя всю производственную цепь. Затем он начинал присматриваться к этим наиболее уязвимым органам чудовища глазом опытного подрывника, определяя, в какое место следует поместить подрывной заряд с тем, чтобы причинить максимум разрушений при минимуме расхода взрывчатки. Корсаков, разумеется, понимал, что вряд ли ему удастся спокойно расхаживать по фабрике и раскладывать заряды в полюбившиеся места, однако важно было наметить первоочередные объекты для удара, дабы не думать над этим в последний момент.

Когда от хождения Корсаков начинал ощущать тянущую боль в раненой ноге, он присаживался на какой-нибудь бугорок и вновь принимался рассматривать фабрику, отмечая все новые детали, следя за прибывающими машинами, перемещениями охраны и внутрифабричными перевозками. Ощущение умиротворенности и внутренней гармонии не покидало его, и о вероятности успеха он не задумывался ни на секунду, потому что знал: Рипсимэ рядом, и он когда угодно может увидеть ее.

В те дни, когда Корсаков залечивал рану, разговаривал с Рипсимэ и готовился к решительному сражению, за тысячи километров от иранских нагорий зрели события, грозившие вскоре увлечь его за собой. В административном корпусе фабрики Ла Бар-бера два чернобородых иранца в неизменных темных очках и прибывший на фабрику под покровом ночи Марко Галло сидели в директорском кабинете и обсуждали ситуацию, сложившуюся с поставками сырья. Марко Галло восседал за столом директора, в правой руке у него дымилась сигарета, а левой он машинально барабанил по клавиатуре компьютера. Оба иранца и Ла Барбера сидели за столом для совещаний, приставленным перпендикулярно к директорскому. Все усиленно курили, что выдавало волнение совещающихся, а Ла Барбера, кроме того, еще и периодически подливал себе в стакан вермута. Галло и мусульмане ограничивались «Перье». Пустая бутылка из-под вермута виднелась в корзине для бумаг, чем отчасти объяснялась чересчур энергичная жестикуляция Ла Барберы.