Эльмира Нетесова - Утро без рассвета. Камчатка

Яровой молчал в нерешительности.

— Ну что? Пошли?

— Стеснять не хочу, — признался Яровой.

— Кого?

— Семью.

— Была она, да не стало. Один я живу. Холостякую. Так что стеснять некого. А мне гость только в радость. Хоть словом будет с кем перекинуться. А то, может, и не успеют сегодня дорогу туда расчистить…

— И такое случается?

— Конечно, одна машина и бульдозер возможно не справятся. Так что не раздумывай, пошли, — начальник открыл дверь перед Аркадием.

— Спасибо.

— Зови меня Петрович, — повернулся он к Яровому.

— А полностью?

— Андрей Петрович. Но так меня только начальство зовет. Когда ругать хотят или уже на ковер поставили. Свои проще величают. Вот и привык я к отчеству. И ты меня так зови…

Они шагали по улицам. Размашисто, крупно. Вошли в низкий деревянный дом. Петрович включил свет.

— Располагайся. Как у себя. Чем проще — тем лучше.

Аркадий удивился: холостяк, а в доме тепло, уютно, чисто. Вроде добрая хозяйка-невидимка прошлась умелой рукой.

— Раздевайся.

— Хорошо у тебя, — не сдержался Яровой.

— Север приучил ценить уют в доме, верность в друзьях, здоровье в самом себе. Без этих трех коней тут не выжить, — смеялся Петрович. И предложил: —Умойся с дороги.

Сам ловко орудовал у печки. Быстро накрыл на стол.

— Садись ближе. Сюда вот. И накинь душегрейку. Весь дрожишь. Промерз в самолете. Сейчас я тебя лечить буду, — хлопотал он около Аркадия, подставляя ему горячий борщ, тушеное мясо. — В эту зиму у нас еще терпимо. А вот в прошлом году нанесло снегу столько, что транспорт целый месяц откапывали. А по весне опять беда: почвы здесь хоть и скалистые, а тоже трещины дают. Много домов по половодью рушится, — развлекал Петрович гостя разговорами…

Время шло незаметно. Яровой вдруг спохватился:

— Давай узнаем, как там с машинами? Может, прибудут сегодня?

Петрович позвонил. Ему ответили, что машины загружаются продуктами и через час поедут в лагерь.

— Да, не повезло мне. Снова одному придется оставаться. С годами это уже тяжелее переносить. Ну да ладно. Как-нибудь, — махнул рукой Петрович: — Ты на обратном пути заезжай. Прямо заходи в дом. Мы ведь не закрываем на замки. Северный обычай. Застала пурга на дороге — в любой дом сворачивай, не стучась. Никто здесь дверь не запирает ни днем, ни ночью. Чтоб человеку сразу в тепло можно было б попасть.

— Хороший обычай, — встал Яровой.

Вскоре машина, подхватив его, рванулась по улицам. Гудя и сигналя строго, она сгоняла с дороги озорных ребятишек, заговорившихся женщин. И, поднимая колесами снежную пыль, выбралась т Певека.

Яровой посмотрел на часы. Шел двенадцатый час ночи. Ночи… Но здесь о ней не было и напоминания. Не было даже сумерек.

Шофер, видно было, старался скорее попасть в лагерь. Хмурый, заросший, он зло крутил «баранку».

— Что так нервничаешь? — не выдержал Яровой.

— Занервничаешь! Любой бы на моем месте не выдержал! Третьи сутки не спавши. Замело в этой пурге. Чуть не сдохли.

— Вас замело?

— Меня и машину. Вот и куковали в снегу.

Яровой опешил. Почти трое суток выдержал этот человек один на один с пургой. И опять в пути. Аркадий предложил шоферу покурить. Тот с жадностью затянулся, до слез в глазах. На душе его потеплело. Он повернулся к пассажиру.

— Простите, что вот так я… Как говорится, дай закурить, а то жрать охота, аж переночевать негде…

Яровой молча полез в чемоданчик. Достал колбасу, хлеб. Подал шоферу. Тот молча, глазами поблагодарил.

— Часто так бывает здесь? — спросил Яровой

— Пурга? Да она, проклятая, всю зиму вздохнуть не дает. Только одну переживем, снова начинается. Здесь пурга у пурги на хвосте сидит и пургой погоняет.

— А в дороге часто заметает.

— Случается. Иногда повезет. Проскочишь. А в другой раз сидишь, пока не откопают.

— Давно шоферишь? — спросил Яровой. Всю жизнь. И все при лагере. А отчего в Певек не перейдешь работать?

— Здесь стаж быстрее идет.

— Но и условия трудные.

— Они тут всюду одинаковы. И риск, и страх, и удача. Вон в городе мой кореш три года назад умер. Тоже шофер. В пургу попал. И сбился. Занесло. Выхлопными газами отравился. Погреться, видать, хотел. И задохнулся. А тоже пятнадцать лет на машине работал. И не повезло, — вздохнул водитель.

— Да ты и сам чудом выжил. Ведь не час, вон сколько выдержал. Железным надо быть, — сказал Яровой.

— Ерунда.

— Что?

— В этот раз повезло, мало сидел.

— И больше приходилось.

— Мой рекордный срок — восемь дней.