Эльмира Нетесова - Утро без рассвета. Камчатка

В красный уголок кто-то царапнулся неуверенно.

— Войдите, — нахмурился Яровой.

В дверь, как привидение, вошел Гном. Старик обалдело уставился на Бондарева, на окружающих. Что-то лихорадочно соображал. Но так ничего и не придумав, выдавился в коридор, столкнулся с вернувшимся майором и бегом бросился к бараку «президента».

— Бондарь окочурился! — влетел он туда лохматым комком.

— Что?! — подняли головы воры.

— Бондарь сдох! — повторил старик.

— Симулируешь, падла! — встал «президент».

— Нет! Своими глазами видел. Лежит в красном уголке. Неловко мне стало. Не знал, как быть, вот и пришел к тебе за новым советом. Что теперь делать станем? — дрожал Гном.

— Не мог, паскуда, еще с месяц помучиться! — повеселел «президент». И, повернувшись к Гному, сказал: — А тебе к следователю с тем же разговором идти.

— Так нет Бондаря!

— Что с того! Имя его осталось! Есть у нас новый начальник. Пусть знает, что мы и жмура не щадим!

— Как мне с приезжим? Один на один не удастся.

— Ты с кем артачишься? Лепи при всех. Меньше подозрений. У них такое объективностью зовут. Вот и врежь по ней. Как говорил. Ни слова из «тыквы» не вытряхни. Понял?

— Понял.

— Беги! — хохотнул «президент» вдогонку Гному.

— Послушай, «президент», ай верно, на что нам теперь Бондарь? Ведь нет его. Околел. Зачем Гнома послал? Кто ж жмуру мстит?

— Покойника хулить грех…

— Грязно это…

— Все с одной миски едим, а решаешь все сам! — раздались голоса с нар.

— С вами только говно с одной миски жрать! — рявкнул «президент».

— Почему?

— Завидовать нечему. Попрекать не станете!

— Нет! Но ты объясни!

— И так понятно! Распутает следователь дело это и в органах поймут кое-что. Запретят начальству лагерей «сук» выкармливать да работать с ними, подсылать к ним. Надо, чтоб дело громким стало. Чтобы до сведения Москвы дошло.

— Ну и что?

— Что! Оттуда или комиссия или приказ будет.

— А нам какое дело?

— Вам какое! Мне здесь еще долго сидеть. Бондаревские дела раскроют. В них, сами знаете, все сведения от кого? От «сук». Новый начальник живо смекнет. И чтоб на него не капали, своих «сук» заводить не станет. И с нами отношения изменит… Считаться будет. Как с силой. А мы ему, коль надо, сексотов из своих кентов подсунем. Надежных… Чтоб темнили… И еще. А ну как фартовый этого фрайера пришил? И тут надо на Бондаря следствие выводить. Мол, он послал кого-то из своих… Скальпа загробить. А какой с мертвяка спрос? Закроют дело и наших трясти не будут. Всем хорошо. Одним «сукой» меньше стало. Нам спокойнее. И следователю работы убавилось.

Гном тем временем говорил с Яровым. Как учил «президент». «Лепил» при всех. Без оглядки. Лишь в сторону покойного косил трусовато:

— Певекский этот жмур. С ним наши там отбывали. Сказывали, в карьере поначалу работал. В бригаде интеллигентов. А потом его к ворам перевели.

— В барак?

— В барак и в бригаду.

— А почему? — удивился Яровой.

— Начальство так решило. Ему видней. Может, и виноват был в чем. Проворовался или еще чего…

— Когда он сел?

— Говорят, до войны…

— А за что? — Яровой достала блокнот.

— По службе неприятность вышла. А какая — не знаю. А потом он собачьим «бугром» заделался.

— Это что за должность? — рассмеялся Яровой.

— Ну, на собачатнике. Наверное, там и «сукой» стал.

— В каком году он с общих работ был переведен в зону?

— В сорок шестом.

— Кто был в это время начальником лагеря? — спросил Яровой у Трофимыча.

— Игорь, — кивнул тот головой в сторону Бондарева.

— А до войны?

— Тоже он, — отвернулся Трофимыч.

— Здесь он отбывал наказание, в этом лагере? — повернулся Яровой к Гному.

— Нет. Его певекские только знают.

— А когда он освободился?

— В прошлом году.

— Кто его знает лучше всех? Гном усмехнулся. И показал пальцем на Бондарева:

— Он! «Сука» этот только на него работал. На одного.

— Так, так, — глянул Яровой на Гнома, на окружающих и спросил старика: — А как это стало известно ворам?

— Да очень просто. Проверили «суку». Хотя подозревали давно. Ну и убедились.

— А как?

— Сказали при нем навроде нашим удалось достать коньяк «Три листика», тройной одеколон. Ну, мол, сегодня будем тепленькими. А через полчаса Бондарь ворвался в тот барак и давай шмонать [12] шмон — обыск (жаргон), шмонать — обыскивать всех и вся. А потом «бугра» вызвал и спрашивает: где, мол, одеколон спрятал? Тот и говорит— «суку» твою нашли. Мол, хреново работаешь. Мы разыграли тебя. Избил он тогда нашего «бугра».