Эльмира Нетесова - Утро без рассвета. Камчатка

— Два полоза— два следа… Они — как два человека, две судьбы. Идут рядом. Рядом. Но не вместе…

Вот так и в жизни. Как горько оставаться одному среди людей — своих коллег, под одной крышей, в одной работе, заботах. И все же одному. Что бывает страшнее одиночества? Даже смерть — не выход. Если в памяти людей ты не оставил добрый след…

А тундра хохотала вслед нарте холодно, одиноко. Она— как человек без сердца и разума — жила лишь леденящею силой своей…

Вечером следующего дня Яровой уже стоял на борту судна, готовящегося к рей су на Камчатку. Рыболовецкий сейнер из камчатского колхоза направлялся на переоснастку орудий лова, чтобы через пару недель вый ти на сельдяную путину. Но должен был он поначалу зай ти в порт Петропавловска. Показать судно регистру [22] Регистр — технический контроль управления колхозного флота после ремонта, проведенного в Магаданском порту.

Погода стояла тихая. Но рыбаки, зная о предстоящем трехдневном переходе, почему-то настороженно вглядывались в темную, словно уснувшую гладь воды.

Сейнер стоял неподвижно у причала. Морские волны бесшумно терлись спинами о бока судна. Через час оно покинет порт. А пока мотористы прогревают двигатели, проверяя их на всех режимах. Пищит, свистит, ругается рация в рубке радиста. Все возбуждены — четыре месяца не видели дома. И только корабельный кок в колпаке, похожем на молочную кастрюлю, так же равнодушно чистит рыбу. Ему все равно. Кормить людей он будет и в море, и в порту.

А вон и капитан… Здесь все зовут его кэпом. Яровой с уважением смотрит на этого человека. Да и понятно — вся жизнь его прошла на море. Вот и лицо волнами отшлифовано. Подбородок выдвинут вперед. Ох, и настырен мужик! Ох, и упрям! Скулы очерчены резко. Высокий лоб говорит об уме. Взгляд у кэпа пронизывающий, изучающий. Ходит он чуть вразвалку. Но уверенно. В рубке держится хозяином.

Старпом доложил о готовности к выходу в море. И капитан, став к штурвалу, дал прощальный гудок берегу — неписанное правило благодарности за приют.

Судно, медленно развернувшись, тихо, словно ощупью обходя другие суда, направилось в море. Оно еще спало. Но о коварном его характере знали все, кто хоть однажды в жизни видел это море не в настроении.

Но сейчас кругом царила такая тишина, что даже чайки уснули на воде. Белыми льдинками дремали на широкой морской груди.

Яровой с жадностью вдыхал незнакомый и такой необычный запах этого моря. Сколько в нем было покоя, силы! Сколько красоты— суровой, захватывающей! На него можно было смотреть неотрывно, долгими часами.

А судно, развернувшись, шло по фарватеру. Капитан внимательно следил за компасом. Вот уже и скрылся из вида Магадан. Прощай, суровая Колымская земля. Большая ты, белая, холодная. Тебя, как пургу, не обнять. Как мало тебе отпущено тепла! «Ты, словно медведь с сердцем куропатки», — грустно усмехнулся Аркадий.

Рыбаки занялись своим привычным делом. Нещадно драили палубу щетками, скребками. Смывали следы ремонта. Другие возились на корме, проверяли лебедку. А те трюм промывают. Скоро снова на лов…

Лишь Яровой спокойно стоял на палубе. Холодно. Очень холодно. Но уходить в отведенную ему каюту совсем не хотелось. Море имеет особую силу притяжения. Свою власть над человеком.

Сколько времени прошло. Яровой не знал. Лишь когда стало совсем темно, покинул палубу. Поужинав вместе с рыбаками, он ушел в свою каюту. И, согревшись, уснул.

А море стало просыпаться. Для начала легонько распрямило плечи, и пошли по темным мелким волнам белые буруны. В их завитках, резвой игривости проглянуло не озорство, не безобидная шутка, а злость. Холодная злость сильного, расчетливого зверя. Которому важна не только победа, в ней он не сомневается, а и жестокая игра: как долго продержится на сей раз… именно эта добыча?

Вздохнув сильнее, море подняло с волн своих уснувших чаек, стряхнув их, как пылинки, с могучих плеч. Те поднялись в ночное небо, закричали зло. Тревожно заметались над судном. Но и его не оставило в покое море. Подогнало под днище бокастую волну и качнуло судно ощутимо.

Шел пятый час утра. Все, кроме дизелиста, радиста и капитана, спали. Что виделось им в усталом сне? Беспокойные моря или улыбки ребятишек? Холодные, хлесткие штормы или руки любимых? Пожатье дружеских рук или согретые потом ладоней топоры и кайлы, когда, считая секунды, спасали себя и судно от гибели при обледенениях? Что снится им? Цветные сны… О, как они недолги, тяжелые сны рыбаков. Их судьба, их жизнь и смерть зависят от моря. А оно изменчиво. То как в ладонях качает судно бережно, то оскалится черной, провальной пастью и… прощай берег. Нет отца! Нет мужа! Нет друга! И натянет рыбачка черный, как шторм, платок, тугим узлом на горле свяжет. Одно горе другим давит. Боль болью стянет. И клянет море. Соленые слезы в соленые волны роняет. Горе — в горе…