Эльмира Нетесова - Утро без рассвета. Сахалин

— Ну, а почему на несколько дней?

— Видать, какая-то несговорчивая попалась. Он и решил обломать.

— Ладно, хватит сальничать, — поморщился Яровой и спросил: — Что вы ему на это ответили?

— Пригрозил.

— Чем?

— Сообщить куда следует.

— А он?

— Отстал.

— А билет? Вы кому его удружили?

— Не знаю, о чем вы это, не покупал я билет в аэропорту нынче. Не ездил никуда. Никакого паспорта никому не отдавал. Зачем мне рисковать своим положением? Ведь я не молод, чтоб на такое пойти, а потом начинать все сначала.

— Страх заставил. Страх быть изобличенным во всех махинациях, вот и согласились. Деваться некуда стало. А Беник — клещ не только со своими, а и вас крепко в руках держал. Все время вы под напряжением жили. Так все ж, как вы согласились отдать паспорт свой? Под процент, под молчание или за услугу?

— Как вы смеете меня оскорблять?

— Я спрашиваю…

Свиридов, изобразив вначале возмущение, вскоре приуныл. А потом сказал, вздохнув:

— Сам последние штаны отдал бы, чтоб от этих поселенцев отделаться.

— Что ж, просто так, за красивые глаза ему свой паспорт отдали?

— На кой черт мне его глаза! Он не баба!

— Понятно и без слов. Ну, так как это случилось? — настаивал Яровой.

— Как? Вы же знаете, жена у него скурвилась. Как говорят, две бляди один грех не поделили. Но тут — дите. Бенька, он хоть и прохвост, и потаскуха, а сына любит. К тому ж — мужик! Его все село жалело. Кто из-за наставленных рогов, кто из солидарности сочувствовал. Мне его, как человеку, жаль было. Да и сказалось это на мужике. Вроде как наполовину умер поначалу. А потом во все тяжкие пустился. Но вскоре одумался. Стал деньги на книжку класть. Для сына. И с бабами всерьез не путался. Все остерегался. Для сына себя берег. А потом как-то подошел ко мне и говорит: «Не могу больше так жить. Надо сына пристроить. В надежные руки. Не могу видеть, как он с этой шлюхой за руку ходит. Ну, чему она его научит? Помоги мне! С сыном. Дай я поеду, присмотрю ему надежные руки». Сказал, что у него на материке сестра имеется. Хороший человек. С положением, при должности. Помоги, говорит. Мол, под опеку сестры мальчонку пристроить, надо. Ну, скажите, у вас сердце не дрогнуло бы?

— Вы продолжайте, — сказал Яровой.

— А я вижу, как его бывшая баба, совсем скрутилась. Ребенок — голодный целыми днями. Ни приличного пальто, ни ботинок. Всю зиму без рукавиц. Синий, как цыпленок. Сердце кровью обливается, глядя на него. Ну, и согласился я помочь мужику. Предложил ему вызвать сюда его сестру. Чтоб сама все увидела, своими глазами. И тут на месте все утрясти. Передать ей мальчишку с рук на руки. И делу конец! Хотелось поглядеть — к кому дите попадет. Чтоб из огня, да не в полымя. Но Бенька сказал, что ему надо сначала самому все посмотреть. Разнюхать обстановку. Стоит ли вообще об этом речь заводить. Я его и отпустил. Но не из выгоды! Из жалости. Как к человеку. К мужику! К отцу, в конце концов!

— А что ж сразу-то не сказали?

— Так я ж знаю, что не имел права отпускать поселенца на материк. Да вы, как я вижу, уже и за меня крепенько взялись. Все мое исподнее наружу вывернули. Всех баб, с кем был и не был — допросили. А зачем мне такое удовольствие? Жаль стало. За это готов отвечать. Но в другом — не виноват.

— Когда он вернулся? — спросил следователь. Двадцать

седьмого. А

обещал? Числа тридцатого.

— Что сказал о сестре?

— Что у нее своих двое, а квартира маленькая. И еще, что муж сестры ему не понравился. Уж очень любит выпить. И злой человек, Что холодно и неуютно будет там его сыну. Вот и все. Отпал вариант.

— Ну, а еще какие перемены вы в нем заме — или?

Никаких. Совершенно?

Ручаюсь. А паспорт почему сменить реши — ли? Я ж знаю, что он — кобель.

— Ну и что, а при чем тут документ?

— Мог какой-нибудь показать. Или засветиться где с родней. Или родня, а я ее не знаю, паспорт видела. Начнут всякое думать. Ну, и решил сменить на всякий случай.

— Родни у него нет.

— Как нет?

— Сестра была. И муж у нее был. Да умерли они. Она— на Камчатке. Почти четыре года назад. Двое детей осталось. Это верно. Их чужой человек растит. И Беник прекрасно о том осведомлен. Он гам поселение отбывал. Сестру своими руками хоронил.

— Не может быть! — подскочил Свиридов.

— Вы сомневаетесь. Но к чему мне вас вводить в заблуждение? Мне ваш паспорт не нужен! Свой имею.

— Нет! Но это, это безумие!

— Что именно?

— Он же к сестре ездил!

— У него, я вам уже сказал, была одна сестра. Она умерла. Вторая — умерла ребенком, когда сам Беник мальчишкой был. А ездил он не к сестре. Солгал он вам.