— Скажите, когда он вернулся в Ныш?
— Одиннадцатого марта. Я звонил ему утром 12 марта. Спросил как добрался. И дал задание провести подготовку катеров к предстоящей навигации. Вот здесь у меня даже отметка об этом имеется, — перелистав настольный календарь, — показал начальник с в ои мартовские записи.
— Он сам вам отвечал по телефону? — поинтересовался Яровой.
— Понятно, сам. Я его голос хорошо знаю. А что все-таки случилось?
— Я веду следствие. И уж извините, но в нашей работе есть свои аспекты, сначала докажи — потом расскажи.
— Да, но вы спрашивали о поселенцах, потом о начальнике участка. Я ничего не могу понять. Какое отношение они могут иметь друг к другу? — спросил начальник управления.
— Вы же сами говорили, что коллективы у вас спаянные. Различий не делаете. Прошлого не помните. А теперь меня спрашиваете о взаимосвязи одних и других. Вы мне без вопросов долго и подробно говорили о том, о чем спрашиваете теперь меня. Но зачем? Да и сказать мне нечего. Следствие идет. Когда оно будет закончено, все станет на свои места. А пока есть лишь версии и предположения. Но о них не стоит говорить.
Следователь направился в областную прокуратуру, куда должны были при й ти ответы на запросы, сделанные им в Одессу.
И вскоре Яровой держал в руках полученный из Одесского угрозыска пакет. В присланных документах говорилось:
«Согласно номера перевода перечисленную сумму получила указанная Зоя Казимировна Русакова, известная в преступном мире но кличке Гиена. Ранее была связана с ворами, обкрадывала мужчин, приглашенных на ночь. Клиентов спаивала. Была знакома с вором по кличке Клещ. Состояла с ним и в интимных отношениях. Как намеревалась истратить или потратила полученную сумму, установить не удалось. Поскольку из своей квартиры Русакова уехала в феврале нынешнего года и больше не появлялась по прежнему месту жительства. Соседка, знавшая ее, сказала, что Зоя решила выйти замуж и для этой цели выехала из Одессы, чтобы изменить образ жизни и обстановку, которая не напоминала бы ей о прошлом. Да и мужу ничего не стало бы известно. За кого она собиралась выйти замуж, куда уехала — установить не удалось. В сберегательную кассу Русакова не относила деньги. Все сберкассы проверены. В аэропорту Гиена билет не брала. Во всяком случае на свое имя. Проверены корешки билетов во всех кассах аэропорта. Результат отрицательный. В последние месяцы, по показаниям той же соседки, Русакову никто не навещал. Изредка ей приходили письма но об отправителе их соседка ничего не знает. Русакова о них никогда не рассказывала ей. Удалось установить, что в последние два года Русакова не поддерживала связи с преступниками. Ни с кем не общалась. Дальнейшие ваши вопросы пересылаем в Ереванский уголовный розыск…»
Яровой смотрел на фото Гиены, приложенные к сообщения угрозыска Одессы.
Крашенная блондинка. Лицо скуластое. Одутловатое. Черт лица блеклые, стершиеся. Маленькие злые глаза, светлые жидки ресницы. Нос кривой, видно, был перебит когда-то. На вид немногим более сорока лет, если закрыть глаза на частую сеть морщин Они пролегли в углах рта, глаз. Порочные морщины бегут по щекам прорезают лоб. Частенько эта женщина увлекалась спиртным. Во веки какие опухшие…
Гиена… И Яровой вспоминает бред Журавлева. Припомнилис ь слова и о том, что она свободна и еще имеет шанс остаться в живы х. А он — поселенец и должен вернуться…
«Уезжай! Иначе Клещ убьет тебя! Сначала тебя! А пото м и меня!» — всплыло в памяти.
Аркадий размышлял. Конечно, речь шла о ней. Второй Гиен ы быть не могло. Ведь Беник знал Русакову еще по «малине». Е й послал перевод. Но не только свои деньги послал. С вклада Клещ снято пять тысяч рублей. А выслал пятнадцать тысяч. По пять тыся ч снято со счетов Мухи и Трубочиста. Но они деньги никуда н посылали. Никаких крупных покупок не делали. Значит, отдали и х Клещу. Доли равные. Значит, для общего дела, в одинаковой степен и важного для всех троих. Деньги были посланы женщине, котора я сама никогда не занималась «мокрыми делами». Лишь спаивала. Заманивала в постель и обкрадывала. Но Журавлев, да и Сенька, н е могли знать Гиену. До лагерей не знали ничего друг о друг е и промышляли в разных городах. Никогда не встречались. Гиен а тоже всю жизнь прожила в Одессе. И, по сообщению адресного стол а Одессы, никогда не выезжала из города. А тем более — не была на Севере. Муха до лагеря — не бывал в Одессе. У него был свой город; Трубочист был лишь налетчиком и в Одессе ему нечего было делат ь. Его кенты действовали в строго ограниченных пределах, отведенны х «малиной» для всякой мелкоты. Гастролировать по городам они н могли без договоренности. В те годы воры строго обговаривал и границы и участки. Вторжение «на чужую территорию» каралось п о воровским законам — смертью. А «малина» Одессы славилась свое дерзостью. И не только не впускала кого-то к себе, сама не р аз охотилась в чужих пределах, теряя иногда при этом своих кентов Но… Районы ее действий распространялись на крупные города. А н е на те, где жили Сенька и Журавлев. Там одесситы не бывали. Н тогда откуда же известна Трубочисту кличка одесской потаскухи? Познакомиться они могли лишь через Клеща. И, конечно, не на Сахалине состоялось это знакомство. Хотя! Ведь она поехала к мужу! А куда? Кто ее муж? Это еще нужно выяснить. Надо запросить пограничников аэропорта, проверяющих всех пассажиров, прибывающих с материка. И еще бюро пропусков, которое дает разрешение на выезд на Сахалин всех, кто желает здесь жить и работать. Ведь без их разрешения никто не может приехать на Сахалин. Л если и рискнет прилететь без пропуска, обязательно будет задержан пограничниками.
Читать дальше