Эльмира Нетесова - Утро без рассвета. Сахалин

— А зачем тебе это, если ты не убивал? Мне компромиссы не нужны. Трубочист в них тоже не нуждается. Мне нужны показания, но не «липа». Не услуги, — усмехнулся Яровой.

— Значит, не согласен? Дело твое. Мне так еще лучше. Но знай, всех нас тебе выпустить придется. И нести ответственность за необоснованный арест и этапирование, за содержание нас под стражей. И все расходы, в том числе и наши вынужденные прогулы — будут вычтены из твоего кармана. А наши заработки— не твои. Год без хлеба сидеть будешь.

— Хватит торговаться! Здесь не базар! — встал Яровой и спросил — Показания по обвинениям, предъявленным вам, будете давать?

— Отчего же, буду.

Следователь сел за протокол допроса.

— Итак, мы поехали в Ереван, чтобы помочь Вовке в дороге. Он хотел лететь, мы не решились отпустить его одного. Там он встретился с Гиеной, она сказала, что Скальп уж «жмур». Подох. Мы ее взяли с собой, потому что Гиена хотела убраться куда-нибудь подальше от подозрений. А в Хабаровске Вовка придушил ее во время приступа, — говорил Клещ.

— Это мне знакомо по вашему письму, — сказал следователь.

— А при чем письмо? Так было на самом деле. Ты же хочешь знать правду. Я тебе и говорю, как было, — не смутился Клещ.

— Мне уже известно, как было. Вот, подпишите в протоколе свои показания.

Клещ взял ручку и, не читая, стал писать: «Прошу отстранить следователя Ярового от ведения дела, поскольку он — заинтересованная сторона и не может быть объективным в расследовании. Однажды он упал с моего плота в воду и решил, что я это ему подстроил. И расследует дело так, чтобы я был осужден. Прошу назначить другого следователя», — Клещ отодвинул протокол. Аркадий прочел. И не смог скрыть улыбки.

— Старый прием, Беник. Однажды, с Трубочистом, это могло удаться. Но не получилось. Зачем повторять ошибки?

— Послушай! Пусть это мне не удалось. Но знай, что на суде я раскрою твое лицо. Знай это! Ведь это из-за тебя у Вовки со здоровьем стало плохо. Он уже вылечился. Стал забывать прошлое. А ты его снова сделал придурком. Именно ты! Оба твои допроса закончились для него больницей! Из-за тебя он возвращается в прежнее состояние. Значит, так нужно тебе! Ты думаешь, что в этом положении он даст нужные показания, в которые поверит суд? Не забывайся, Яровой. Мы поставим тебе в вину не только нелепость тех показаний, которые нельзя принимать в расчет, а и преднамеренное усугубление болезни, вернее ее возобновление у Вовки! И ты ответишь за это!

— Послушай, Клещ, ты нервничаешь и теряешь над собой контроль. Весь твой арсенал исчерпан. Ты говоришь, что я опираюсь на показания Журавлева в расследовании этого дела? И не знаю, как и кем был убит Скальп? Ты зря отказался выслушать весь текст постановления о привлечении в качестве обвиняемого. Прочитай его и сам убедишься, что мне все известно!

Беник читал. Вначале его лицо исказила злоба. Потом глаза его беспокойно забегали. Лицо побледнело. Клещ замер на секунду. И… в один миг разорвал документ в мелкие клочья. На лбу Беньки испарина появилась.

— Вот цена твоим басням! Возьми! Сочини другие! Сказочник! Не мог правдивее придумать! — кричал он.

Яровой хотел было потянуться к кнопке, чтоб вызвать конвоира, но Клещ сказал, рассмеявшись:

— Торопишься? Поговорим без ксив. Они для меня плевок! Так вот знай! Я тебе перед судом такое устрою — век помнить будешь. Я жизнью не дорожу. Но и даром не отдам. А если и придется, то уж такую «ксиву» после себя оставлю, что никто и ничто тебе не поможет. Жизни не будешь рад! Запомни это! Ты можешь приказать, чтоб мне карандаша не давали, бумаги. Так я своей кровью на стене напишу все, что нужно. И тебе жизни не будет после этого! — кричал Клещ.

— Пока ты находишься в камере следственного изолятора, до суда ты ничего не сможешь сделать с собой. А дальше — дело твое. Жизнь каждого в его руках. Потом распоряжайся ею, как хочешь. Меня ты не запугаешь. Если ты не захочешь жить, почему я об этом должен беспокоиться. А кричишь и угрожаешь потому, что понял — дело раскрыто без твоих показаний. Они мне уже не нужны. Я соблюдал процессуальную форму. Вот и все. Отступать тебе уже некуда, — говорил следователь.

— Ошибаешься, Яровой! Я устраню тебя! — зловеще прошептал Клещ и, рванув на себе рубашку, заорал: — За что?! Я не виноват! Остановись, Яровой! Не убивай, — бился Беник головой о стенку, рвал кожу на своем лице. Стучал ногами.

— Хватит, Беник! Концерт окончен! Посмотри сюда, — указал он на окошко, из которого смотрели на Беника глаза понятых. Клещ сразу утих. Сел на табурет.