Эльмира Нетесова - В снегах родной чужбины

— Старались не шуметь. Не привлекать к себе внимания. Когда Алешка с телегой на дороге появился, никто головы в его сторону не повернул, чтобы не высветить. Он шел напрямик к свалке. И тут, как назло, колесо у телеги с оси соскочило. И весь мусор вывалился на дорогу. Алешка стал искать чеку на ось. Она сломанной оказалась. Он пошел к дереву — вырубить новую. Тут на него навалились ихние стопорилы. Давай изгаляться. Рот заткнули. Тут Федот и сорвался, на выручку кинулся. Не мог смотреть, как убивают человека. Отнять вздумал. Они тут же и прикончили того. И на Федота навалились. Здесь мы не сдержались. Выскочили. А они из всех кустов полезли. Как ханыги. Десятка три — не меньше. Махаться стали. Кто кого. Они с финками. Мы вначале только кулаки в ход пустили. Видим, не одолеть. Достали наганы, давай отстреливаться, на свою беду. Те — будто озверели.

Враз все поняли, с кем дело имеют. И уж напролом пошли. Петьку тут же на ножи взяли. И нас начали в овраг отжимать, чтоб всех там перерезать. Все грозились: «Хана вам, лягавые! Застопорили вас! Размажем до единого!» Но тут подоспели наши, из горсада. Окружать начали. Да те, кто в засаде у свалки сидели, тоже подоспели. В кольцо взяли. Федот как саданет ихнего, самого горластого. Заводилу. Он и скопытился. Враз заглох. На Федота трое насели. Раскидал. Ко мне на помощь поспешил. Я с двумя сцепился. Они с финками. Вдвоем отбились. А ребята, уже видим, уставать начали. На них вся тяжесть пришлась. Вон, попороли… Мы с Федотом вырвали кое-как этих двоих. Сначала оглушили. Надели наручники. И к другим. Они видят, что нас больше стало. По кустам рассыпались. Ушли. Да так, что и не заметили, как они исчезли. И куда? Словно провалились. Ведь там и укрыться негде. Все, как на ладони. И убегающих не видели. Кусты наперечет. Каждый обшарили. Никого не нашли. Отремонтировали телегу. Разгрузили ящики. А там — битая посуда. Снизу и доверху. Выкинули все. Погрузили в телегу своих и ихних. Да этих двоих подняли. Они все пытались сбежать. Да только из рук Федота не сумели вырваться, — умолк старший группы.

— А кто воров убил?

— Одного — Федот. Второго, когда отстреливаться пришлось от кодлы, я уложил. А эти, кого привели, всю дорогу скалились, мол, клюнули лягавые на живца. Взяли вас фартовые «на понял», засветились. И стукача своего заложили. Как легко проверили его фартовые! Ну и про мертвых говорили, что те давно в земле покоятся и нас на том свете ждут, чтобы сквитаться за все разом…

— Эх, Федотов! Зря вы поспешили. Не убили бы воры осведомителя. Не были уверены. Проверяли вас на нем. Ведь сказано было, — покачал головой Коломиец.

— Нет, Владимир Иванович, они не проверяли. Алешка так кричал, ни одна живая душа не выдержала б. Они терзали его. Выкололи глаза. Мы не могли. Я и теперь не жалею, что вступился, — не выдержал Федотов. — Поджечь бы всю эту Сезонку заживо! Ведь ни одного путевого человека там не осталось. Одно дерьмо! Чего с ними возиться? Взять ночью в кольцо. Подпалить. Кто захочет выскочить из огня — пристрелить враз, — предложил он и добавил: — Себе и городу мороки меньше. Люди за это спасибо скажут. Что от гадов очистили воздух. И район. На его месте новые дома поставят. Забудут про эти хижины. А в городе всякому дерьму некуда деваться станет.

— Владимир Иванович! Скорее! Фартовня что-то отмочила! Что с ними? Все рожи в кровище! — влетел в кабинет охранник.

Коломиец заглянул в глазок камеры. Фартовые сидели на шконках с наглухо зашитыми ртами. Следователь знал: законники именно так выражают свой протест, отказываясь от еды и ответов на все вопросы следствия.

«Где достали иглу и нитки?» — удивился Коломиец, понимая, что в руки оперативников попалась не шпана, а тертые, отбывавшие сроки воры. Только они, переняв методы протеста в зонах, применяли их, испытывая нервы и терпение милиции, требуя к себе в камеру прокурора либо следователя прокуратуры. Такое он видел еще в начале своей работы. Случались протесты и покруче. Но никогда, никто из законников не мог довести до конца свою голодовку.

Видя безразличие администраций зон к прошитым ртам, нетронутым хлебу и баланде, фартовые сами расшивали рты, снимали нитки и начинали есть за обе щеки. И если на вопросы милицейского следствия не отвечали, то и от голода умирать не собирались. Прошивали губы для испуга, в расчете на слабые нервы следователя. Но Коломиец был не новичок.

Он решил допросить обоих завтра. Но начальник милиции опередил и позвонил в прокуратуру. Оба вора, узнав, что следствием по их делу займется не милиция, выходя из камеры в машину, расшили рты, улыбались, они не верили в случайное совпадение.