— Нет, не пришел в создание. Бредил всю ночь. Орал как сумасшедший. Нес какую-то околесицу. Тебя тоже вспоминал. Но так, что мне не только кислород ему давать, трубку вокруг горла хотелось завязать на бантик. Нервов не хватает с ним. Столько сил и времени отнимает! А зачем такому жить? Для чего спасаем? — нервничал Баргилов. — Да и больные, проходя мимо палаты, вздрагивают. Оглядываются на охранника у двери. Нервничают. Не знают, но предполагают, что бандита или сумасшедшего лечим. Убери его в тюремную больницу.
— Там его не поднимут на ноги. Не вылечат. Нет у них твоего опыта. Да и помешать могут врачам. Всякая случайность не исключена. У «малины» руки длинные. Сам знаешь. Помоги. Он мне живым нужен. Постарайся, Юрка. Сюда фартовые не войдут. А там — в тюрьме, как знать…
— Возни с ним — тьма. Завтра еще одна операция ему предстоит. На кишечнике. Кровоточит. Видно, сосуды повредили. От этого воспаляется брюшная полость, дает температуру. Ты дня через три загляни. Раньше не стоит. Ну, а если не вытяну, позвоню сам…
Патологоанатом встретил Коломийца с улыбкой:
— Пока еще не привезли мне твоего крестника. Я уж своему обществу о нем рассказал. Поведал им, что если все их болезни собрать в кучу, то и десятой доли не наберется. И ведь коптит! Ишь, как за жизнь держится!
— Никому он не понадобился? — перебил Коломиец Волкова.
— Как же! Мне он очень нужен. Интересуются им. Глянь! Сплошной цветник. Одни дамы! Им без мужчин скучно. Так ты своему передай — пусть не мешкает. Изысканное общество его ждет! Глянь, какие бабы! — Он указал на покойниц.
— О Коршуне не спрашивали? — отмахнулся следователь.
— Нет. Да и кому он нужен?
— Никто посторонний не заходил? — поинтересовался Коломиец.
— Да нет, никого, если не считать ханыгу, перепутавшего свой дом с моргом. Он, идиот, ко мне с песнями ввалился. И на лавку, под бок к покойнице сел. Подвинуться требовал. Я ему показал, к кому пристает. Так ханыгу чуть инфаркт не хватил. Как припустил из морга, про песни забыл. Со страху все пятки себе обосрал. Не то что о бабе, родное имя, верно, не сразу вспомнил.
— Остальных покойников он видел?
— Да что ты? Они все укрытые были. Ему и одной по горло хватило. Если бы всех показал, уже не добежал бы домой. Тут бы и остался вместо сторожа, — рассмеялся Волков.
— Ничьи родственники не проявляли любопытства, кто по соседству лежит?
— Своего горя каждому хватает. У меня не цирк. Подолгу не задерживаются.
— Покажи, на какой замок закрываешь свое заведение?
— Врезной, финский. Аналогов нет. Да и не переоценивай ты своего фартового. Не станут его искать, поверь. Никому он не нужен, — продолжал смеяться патологоанатом.
— Может, ты и прав, — уходя, вздохнул Коломиец. А ночью не мог уснуть. Настораживала его тишина в городе.
Он понимал, что затишье это — недолгое, что фартовые никуда не уехали из Охи. Чего-то ждут, что-то замышляют, к чему-то готовятся.
Несколько раз звонил дежурному в горотдел, узнавал, все ли в порядке, нет ли каких сообщений от оперативников. И, убедившись, что все спокойно, уговаривал себя уснуть. Но едва закрывал глаза, видел окровавленного Коршуна, свернувшегося комом на полу, убегающих фартовых, успевших выскочить через окна хазы.
Один из них — рослый детина, замедлив бег, оглянулся вполоборота, внезапно выстрелил из пистолета и, нырнув в ближайший двор, перемахнул забор, исчез у железной дороги.
Фартовые никогда не убегали кучей. Так и в этот раз — бросились врассыпную. Они прекрасно знали Сезонку, заранее намечали пути бегства, иначе не появились бы в этом районе города. А искать вора на Сезонке — это все равно что найти пылинку в куче грязи. Следователь заведомо знал бессмысленность этой затеи. На Сезонке никто никогда не помогал милиции. Зато даже дряхлые старухи всегда спешили укрыть, спрятать вора и направить милицию на ложный след. Каждый житель этого района города умел крепко держать язык за зубами, знал и помнил — милиция тут появляется редко, а воры живут всегда…
Коломиец не удивился, когда понял, что оперативники не сумели задержать ни одного вора. Зато фартовые успели ранить двоих милиционеров. К счастью, безопасно. Но на шум выстрелов, погони из всех домов и лачуг вылезли, вышли, выскочили старые и малые, трезвые и пьяные, голые и одетые — жители Сезонки.
Увидев милицию, обрушились на сотрудников с бранью и угрозами. Обзывали, оскорбляли за нарушенный покой. Требовали, чтобы милиция немедленно убиралась отсюда.
Читать дальше