Эльмира Нетесова - В снегах родной чужбины

Ни с кем не ругаясь, не споря, жил человек своею жизнью, в полном неведенье. Другие, что крепче его, случалось, плакали. Этот, сцепив зубы, молчал…

Прошло три месяца. Ни одного письма или посылки из дома не получил сосед. Федька делился с ним тем, что получал от кентов. Угощал радушно. Жалел мужика. Тот был предельно щепетилен и не позволял себе объедать соседа. Не пользовался его добротой. Если и возьмет курева — не больше папиросы. Колбасы — лишь один кружок, чтобы от запаха вовсе не отвыкнуть.

И вдруг вечером за ним пришел оперативник. Позвал к начальнику зоны. Срочно. Ничего не стал говорить, зачем понадобился человек под самый отбой.

Зэки насторожились. Ждали нетерпеливо, поминутно выглядывая за дверь. Беспокоились за человека. А тот, едва волоча ноги, пришел через полчаса. Рот от уха до уха в улыбке растянул. Глаза глупыми слезами залились.

— Воля! Завтра утром ехать надо! — говорил мужик, теряя голову от счастья.

Его поздравляли. Все мужики, вся бригада улыбалась редкому везенью.

— Это все жена! Моя Ольга! Моя умница! — достал он фотографию, чтобы все увидели, какая у него жена.

Федька, взяв в руки фото, глазам не поверил.

— Будь ты проклята! — сорвалось само собой.

— За что ты так? — изумился сосед, ничего не знавший о Федьке. Тот вернул фотографию молча. Ничего не хотел говорить, но тут бугор подошел:

— Объясни, за что человека обидел?

И Федька рассказал все, вплоть до последнего процесса, когда увидел на пальце судьи вдовье кольцо.

— Я слышал о тебе. Рассказывала жена о первой любви своей. Обижалась, что в самую лихую минуту ты предал. Не поддержал, когда дед умер. Не пришел. Отказался и забыл. Испугался затрещин от местных ребят. На своей, деревенской, женился. Оставив Ольгу на посмешище всему поселку. А она ждала тебя. Ты же даже не объяснился с нею. Смелости или любви не было. Она тебя не предала больше, чем ты ее. Это только я знаю. Ты был единственным. Но не оценил. Не понял. Не знал, сколько ей из-за тебя пришлось вынести и стерпеть. Она не упрекала. Ничего не рассказала. Когда поняла, что тебя не вернуть, свела счеты по-бабьи. Я это предполагаю. Что же касается вдовьего кольца, ее уведомили о моей смерти. И тогда она решила очистить хотя бы имя. Свое и мое… Как видишь, ей повезло…

— Но как сумела она при судимом муже остаться судьей? — спросил ревизора кто-то из мужиков.

— Со статьей о взятке у вас должны были конфисковать все имущество и бабу немедленно выкинуть из суда! — заговорили знатоки уголовного кодекса — бывалые, тертые зэки.

— У нас забирать было нечего. Когда решение обо мне огласили, о конфискации никто не упомянул. Знали, как живем. Видели. Ну, а Ольга, помимо того, что работала судьей, была депутатом. Ее не так-то просто было снять. А собирать сессию специально никто не стал бы. Тем более что судили не ее. Конечно, делали запросы о вкладах. Да откуда они у нас? Жили, как все. Вот только со мной неувязка вышла. Да и то разобрались. Слава Богу!

— Сволочь она у тебя! Таким нельзя жить среди людей! — кипятился Федька.

Но его никто не поддержал. А утром, когда он проснулся, сосед уже уехал из зоны.

«Малина», присылая Федьке «грев», сообщала новости с воли. Мол, с весны из ходок ожидается пополнение. Что теперь в гастроли ездят с оглядкой. Посмеялись: мол, из прежней «малины» пахан прислал за Власом и Федькой кентов, обещал за них Казбека на сход воров притянуть, чтобы тот под разборку загремел.

Узнал он, что недавний воровской сход прошел в Саратове. И на нем было решено не мокрить отколовшихся кентов, если они с мусорами не контачат и своих, законников, не закладывают.

«А все от того, что отколовшихся теперь много. Всех не ожмуришь, да и к чему?» — писали кенты.

Федька читал их письма с жадностью. Хоть какие-то новости узнать хотелось. Потом интерес к письмам притупился, а там и вовсе угас.

— Калина-малина… А сколько нужно человеку, чтобы жить спокойно? Кусок хлеба? Так его всегда себе заработаю. Зато спать буду спокойно. И никакая хорячья-лягавая харя не нарисуется в мою хазу! Сколько той жизни в запасе осталось, чтобы по стольку ходок в зоне канать? — говорил Архипычу круглый, сдобный, как булка, саратовский вор.

— Хм-м, а я совсем завязал с фартом! Меня по горло достало! Хана нынче! Сам себя из закона вышиб. В один день! И теперь в дело не похиляю! Я ведь чудом дышать остался. Из-под «маслины» взяли в секунды! Я уж откинуться успел. А меня за шкирку. Мол, рано, гад паршивый! — разговорился внезапно Архипович. И, заметив, как внимательно слушают его мужики, вздумал рассказать свою историю.