— Роза? А почему мне не позвонила?
— Сказала, что не прозвонилась…
— Странно! Меня звала, теперь сюда на отдых?
— Ага! Жаловалась, мол, от войны устала!
— Я вчера в телике ихний Израиль увидал. Ой, што там творится! Автобусы, кабаки взрывают, сколько люду гибнет, не счесть! — встрял Петрович.
— Вот тебе и новость! А у меня на работе уйма дел, загрузка под завязку! — сказала Дарья.
— А не тушуйся, Степановна! Мы с ней почти сговорились! Я ее к себе заберу на те две недели. Может свыкнется баба. Она в моем вкусе! Огневая, горячая, веселая, с ней не прокиснешь. Застояться не даст никому! Отдай ее мне! Я ж без бабы уже сколько лет бедую! Срам признать, скоро лебедой обрасту. А там где мужичье, лопухи заведутся. Мне эта женщина уж очень по душе. Помоги мне, Дарья! Поддержи меня! — глянул на Петровича, тот мигом смекнул, повеселел:
— Степановна! За ентово козла ручаюсь головой. Хочь змей он, но человек отменный. Пакостев не сделает. Путний мужик, не то што ево сын — кобель борзой. Але ж сама ведаешь, случаются наши дети горбатыми на душу. Спроси с их, в кого такими корявыми уродились. Сами слезы об том льем до гроба.
— Это верно! — согласилась Дарья хмуро и ответила:
— Но решать будет сама Роза. Я ей не указ. Она никогда не слушала моих советов. Мы очень разные, как и вы. Может, потому дружим и не можем друг без друга.
Андрей с Василием молча переглянулись. Они поняли намек. Что скажешь, если вся их жизнь сложилась из вражды и примирений.
— Ну, что ребята, давайте обговорим все, что подкинул нам день сегодняшний, может действительно найдем выход из тупика, куда загнала нас судьба? — предложила Дарья и, налив чашку горячего чая, поставила перед Андреем.
— Я думаю, Татьяна отдаст мне внука без раздумий. Как мы с ним справимся, не знаю, но Юрка послушный ребенок, мы с ним дружим и он охотно пойдет ко мне. Вряд ли потом захочет вернуться к матери. У детей своя, особая память. Обиды не прощают и помнят их до старости…
— Не переживай, Дарья. Серед нормального люду растеплится и твой внук, позабудет тяжкое. В свое завтра глядеть станет, на вчерашнее не оглянется. Мы с тобой, щитай сговорились, — улыбался Петрович Дарье.
— Ну теперь обо мне потолкуем, — придвинулся Михалыч ближе к Петровичу:
— Роза приедет, слышь, Вася? Я ее встрену как свою королевну. Но и ты помоги, уломай Тоньку в избе прибрать, не то совестно привести в дом человека. Выручай! — глянул на соседа с мольбой.
— Ни в жисть! Тонька ногу на ваш порог никогда не поставит, покуда там Федька! И не базарь пустое! Тебе ведомо почему! С тем плутом и кобелем у нас нет делов! — отвернулся от соседа.
— Не тронет, не подойдет, сам мне обещался. Можете быть спокойными!
— А нам че волноваться? Твоя изба загаженная, ты и дергайся во все стороны, а Тонька не придет. Она баба, не тряпка! И не умоляй! Пока тот паскудник в доме, мы к тебе ни шагу!
— Петрович! Васек! Но ведь Федька сын мой! Ну не прогоню его с дому! А и заказов как на грех, ни одного нет уже целых две недели. Куда его дену? Моя кровь! Пойми, ведь тоже с дочкой своей сколько мучился, хотя не виноват в ее грехах. Куда мы от них денемся? Я со своим целый день брехался до хрипоты. А и он прав, Тонька его так обосрала здесь у Степановны, что у него в душе все закипело. Уж как ни обозвала! А Федька под окном на завалинке сидел и все слышал.
— Это правда, Васек! Было такое! Верно говорит Михалыч. Тонька тогда перегнула! Я помню, — поддакнула Дарья и передала весь разговор.
Петрович ерзал на стуле так, будто его ненароком усадили голой задницей на ежиную семью, а встать не позволили. Он кряхтел, краснел и кашлял. Не знал, куда повернуться от стыда.
— Ну да! Он старше Тоньки и не красавец! Да, он отбыл срок в Колымской зоне! Но ни за что! Как это бывает, нам ли не знать! И Федька Тоньке не набивался в мужики и тогда пальцем не трогал. Но заело самолюбие, оно у каждого есть. За оскверненье свое отплатил. Ты обиделся, а мне каково? Твоя внучка далеко не королева, в подоле принесла, чем ей особо кичиться? Да если б не ты, ни Симку, а Тоньку свез бы на погост! Разве я неправ? Федька, пусть корявый, но мужик и по себе всегда сыщет. Нехай только боль заживет по утрате. Еще лучше твоей внучки будет. И можешь не бояться, не станет к ней прикалываться, не нужна она ему. За обиду отплатил. Теперь уж все, не оглянется на нее! А с домом прошу помочь, потому что чужим не доверяем. Сам понимаешь, вы — свои, вам и двери и душа нараспашку. Как брата и друга тебя прошу, помоги не опозориться перед Розой, сторицей добра отплачу…
Читать дальше