Эльмира Нетесова - Вернись в завтра

— Ну, ежли так, ему купляй. Чем он хуже всех? — откашлялся и, подойдя к Тоньке, пощупал брюки:

— Оне ж с брезента! В их жопа сопреет вконец!

— Дедуля, зато не простыну! — чмокнула Петровича в щеку, тот еще поворчал для порядка, но вскоре успокоился, подумав про себя:

— Раз сама Дарья подарила, нехай носит Тонька. Дашутка умная, глумное не отмочит. И дурное не присоветует. Ей виднее. А и кто в том складе видит, в чем моя внучка ходит. Не светит же гольной задницей, не висят наружи сиськи как у других. И ладно, нехай девка тешится. Раз Степановна купила, мне те портки не снимать…

Тонька убрала у Дарьи в субботу, а в воскресенье пошла в дом к соседям. Там было так холодно и неуютно, словно хозяева навсегда покинули дом. Баба затопила камин и печь. Принялась за уборку. Сама не зная почему, решила приготовить поесть:

— А вдруг приедут, ведь воскресенье, может решат отдохнуть иль в бане помыться! Глядишь и поедят, — взбила Федькину подушку, аккуратно положила, погладила и вдруг вспомнила, как ей надо держаться с Федькой, сунула кулаком в бок подушке и рявкнула:

— У-у, козлище!

В доме уже было тепло и чисто. Пахло свежим обедом. Но никто не спешил в дом, не открывал ворота, не спешил к крыльцу.

— Ну что ж ты, Федя? Где тебя носит? Почему не приезжаешь, иль не чуешь, что жду? — присела на Федькину койку. Потом прилегла…

Она и не слышала, как заехала во двор машина, как открылась дверь в дом. Михалыч заглянул в спальню, поманил Федьку и тихо, на цыпочках вышел на кухню.

А Тоньке снился прекрасный сон. Вот она вместе с Федькой приехала за город, на берег озера, там и впрямь стоит шалаш. Внутри пахнет молодой хвоей. Федька берет ее на руки, заносит в шалаш, вот он положил бабу на еловые лапы, гладит грудь, плечи, лицо, целует Тоньку, говорит ей такие нежные, ласковые слова, от каких кружится голова, и все, чему учил Петрович, мигом улетучилось, забылось…

Но нет, это уже не сон. Кто это расстегивает кофту, сжимает грудь. Вот и молния взвизгнула. Кто стянул с нее джинсы и нахально вдавил в койку? Тонька не сразу сообразила, где грань между сном и реальностью? Уж слишком много похожего. Женщина не сразу поняла, где она? Откуда взялся Федька? Почему, как он успел овладеть ею? Кто позволил? — пытается спихнуть мужика, отругать его и убежать из его дома. Но все не так просто.

Федька, почуяв сопротивление, сдавил бабу в руках так, что вырваться или спихнуть было нереально.

— Пусти! Уйди! — требует Тонька.

Но вся оказывается, во власти мужика. Он даже не обращает внимания на ее слова и вовсе не спешит, как будто решил наверстать свое за каждый упущенный день.

— Не смей! Нахал! Отморозок! — Федька не слышит. Он тискает ее всю , сдавливает грудь.

— Больно! Отпусти!

— Тихо, лапушка, успокойся…

Тонька бегом сорвалась с постели. Ей было стыдно перед Михайловичем, злилась и на себя за свой непробудный сон, каким отличалась с самого детства и много раз бывала бита.

Баба торопливо оделась, ни о чем не говоря и не спрашивая, обдала Федьку злым взглядом и молча выскочила из дома.

Когда вернулась к себе, стала метаться по комнатам, не находя места. Ни Кольки, ни Петровича не было, они еще с утра ушли к Степановне и не спешили возвращаться.

Тонька видела, как Федька пошел в баню, затопил там печь, подмел возле порога, долго смотрел на окна ее дома. А потом на крыльцо вышел Михайлович, они вместе с Федькой ушли в баню, а Тонька дала себе слово никогда больше не приходить в их дом.

— Ну и кто виноват? — нахмурился Петрович, узнав о случившемся:

— Ладно, пришла подмочь, об том Андрюха просил обоих, но на што в Федькину постель завалилась дуреха? Он тебя звал? Нет! Сама пришла, да еще уснула как старая кляча! Дала с себя портки сдернуть и сделать озорство! Как такое не почуять? Ты што, дохлая? Выходит, сама того хотела! Гля, сколько проспала? За энто время тебя цельный полк мог попользовать в свое удовольствие!

— Не ругайся! Может, они еще придут! — прислушивалась Тонька.

— Коли и объявятся, так не про твою честь!

— А что им надо?

— Што хотел, то уж поимел! А ты, дура лопоухая, сама виновата. Справилась, беги домой! На што в чужой избе спать? Вот и получила в благодарность! Каб боле лишней минуты у их не сидела.

— Прости, дедунь, теперь конечно, сама поняла, — вздыхала, опустив голову.

Тонька ждала, что Михалыч с Федькой придут к ним после бани. Но те парились дотемна, а потом, обсохнув дома с часок, снова укатили в город, не зайдя даже на минуту и не оставив ключей от дома.