— Вы его поймали? Кто это был? — взялось пятнами лицо Дарьи.
— Да погоди! Я ж тебе все доподлинно проскажу! — не спешил Петрович.
— Мы даже не стали накрывать его в складе и дождались, когда вывалится сам и выволокет за собой мешки. И дождались. Все три он вытолкал в окно и сам вылез. Окно с решеткой за собой закрыл. Только к мешкам сунулся, я Трезора отпустил и скомандовал:
— Фас!
— Ну, моему псу в другой раз повторять не надо. Он с нетерпенья, покуда ждал, все валенки нам обоссал. А тут я его с поводка отпустил. Пес как бросился, враз с ног сбил ворюгу. Вцепился в его всеми зубами и клыками. В куски разносит без всякой жали. Мы уж давно подоспели, но оторвать барбоса никак не можем. Он не вцепился, впился в мужука и зверкует, рычит, рвет, грызет. Тот вопит во всю глотку. Чем громче орет, тем сильней его Трезор достает. Катаются они по площадке сплошным комом, в один клубок сцепились. То человек взвоет, то пес визжит, оба рычат, друг друга за горла хватают. Как к ним подступиться, кого бить и куда, чтоб расцепить их. Куски одежи и шерсти летят во все стороны. Ну тут я вынес с будки ведро воды, облил обоих, они сами расскочились. Мы тут же к ворюге. Руки взад завернули, самого пинками в задницу приволокли на вахту. И чтоб ты думала, этот ворюга грузчиком на базе работал. Все ходы и выходы знал доподлинно. Загодя все подготовил и думал, козел вонючий, что мы на дежурстве спим. Да прощитался, геморрой ишачий! Уж как он просился, чтоб отпустили его, а поначалу бухим прикинулся, мол, с пьяного какой спрос? Но не тут-то было. Вкинули ему мужики, а утром выкинули с базы с позорной статьей в трудовой книжке. Кто его с энтой записью на работу возьмет?
— А для чего ему столько яблок и груш? Ведь стоят они недорого. Спокойно мог купить. Что за нужда его толкнула
— При чем нужда? — удивился Петрович.
— Натура такая в ем! Не жив, коль не украдет хоть что-то! Болесть такая имеется в людях. Увидят у кого где что-то лежит, дай спереть. Иначе спать не могет. Вот и ентот такой! Не только мужуки, бабы тем хворают. Я в твоем огороде сколько раз соседских старух гонял, со счету сбился. То за вилком капусты влезет, то луку нащиплет. А летом Свиридиху в клубнике словил. Старая свой огород с твоим спутала. Как дите озоровать порешилась, через забор сиганула. Ну да Трезор хорошо приветил. Всю задницу вместе с рейтузами изорвал. Она больше всего об них печалилась. Говорила, что бесстыдный кобель даже резинки не оставил. На жопу целый месяц сесть не могла. Ей в больнице сорок уколов в задницу всадили от бешенства. А ведь лечить надо было собаку. Разве она виновата, что люди оборзели и всякую совесть потеряли, — сетовал Петрович.
Дарья слушала молча, отдыхала. Ей было хорошо и спокойно с этими людьми.
Чужие… Но они ни на один день не оставили ее одну. Помогали и заботились, как о родном и очень близком человеке. Они давно не спрашивали, где и в чем нужна их помощь, сами видели и включались без просьб.
Дарья привыкла к ним и полюбила. Знала, эти не осудят, не станут шептаться за спиной. Всегда вовремя посоветуют, не завидуя порадуются ее удаче, хорошей новости, никогда не предадут и не подведут, а коли надо, молча подставят свое плечо…
Уж чего только не перепробовал Федька за те годы, как вышел из зоны! Работал на заказах, выкладывал печки и камины, таксовал, даже в дальнобойщиках с год поработал, вместе со строительной бригадой, ставил коттеджи, развозил на машине квас и пиво по ларькам. Но нигде подолгу не задерживался. Все что- то не устраивало, и он снова искал другую работу. Чаще всего человека не устраивал заработок. Он все время искал место, где было бы денежно и комфортно для души.
Его никогда ниоткуда не увольняли и не прогоняли, но и не удерживали, не уговаривали остаться. Узнав, что Федька просидел на Колыме десять лет, к мужику относились настороженно, с ним никто не заводил приятельских отношений, но и наезжать не рисковали. Слышали, что с людьми, отбывшими срок на Колыме, лучше не связываться, себе спокойнее будет жить. С ним никто никогда не спорил и не дружил. Даже на коротких перерывах люди садились подальше от него, а Федька оставался в одиночестве. Он все понимал без слов и объяснений. А потому, в своем городе, где родился и рос, он оставался отщепенцем, чужим среди своих. Его от людей и бывших друзей безжалостно отгородила Колыма. Она пролегла через долгие годы жизни не только его бедой, наказанием, но и злым роком. Она повисла над головой, стояла за плечами, леденила душу.
Читать дальше