Лев Рыжков - Down. down.down

- Вели, Володя, жидов резать! — сказал коленопреклоненный усатый мужик. — Заебали они!

- Тш-ш! — зашипели на него. — Не выражайся при Володе!

Из толпы проворно, стуча по паркету сухонькими коленками, выскочила старушонка.

- Исцели, Володенька! Исцели, милостивец! Болею я, страдаю! Хворобы замучили!

- Да куда ты, дурында старая, со своими хворями! — одернули ее. — С жидами надо сначала разобраться!

- Исцели! Умоляю! Врачи жидовские не лечат меня! — слезно молила бабулька. — Шекели требуют! А у меня пенсия — копейки! Копейки! Так и помру!

«Да как же я тебя вылечу-то? — подумал Володя. — Рукой, что ли, поводить? Сказать: ты здорова? Нет, это хуйня получится».

- Бабка! Ну, куда ты лезешь?! — возмутился какой-то мужик. — Володя жидов карать пришел, а ты с хворями своими.

- Убили ведь, убили жиды Володеньку! — запричитала какая-то женщина. — А он воскрес, вернулся, чудеса творит!

- Ура, православные! — рявкнул кто-то.

- Ура!!! — грохнула толпа в квартире. Крик подхватили в подъезде. Он покатился вниз, по этажам, которые, по всей видимости, были заполнены коленопреклоненными поклонниками. Вскоре раскатистое «ура!» донеслось и с улицы.

«Меня растерзают, — подумал Володя. — Надо что-то предпринять».

Он вертел в пальцах докуренный до фильтра окурок, не зная, куда его выкинуть. К форточке теперь было определенно не пробраться, столько народу набилось в квартиру.

- А дай сюда окурочек, Володенька! — попросила хворая бабулька. — Я окурочек твой пуще глаза собственного беречь буду!

Володя протянул ей остатки сигареты. Бабулька трепетно приняла его, вдруг высунула язык и приложила к нему огонек. Окурок зашипел, потух. Бабулька припрятала его в карман.

- Вот продашь, и на лечение хватит! — прокомментировал какой-то шутник.

На него тут же зашикали.

Володя оглядел собравшихся. Нет, ему ничего здесь не угрожало. Разве что люди, все как один, были некрасивы. Да что там — некрасивы. Они были ужасающи. Как на картинах модного в далеком Володином мире голландского художника. Как же его… Босх, что ли?

- Товарищи! — Володя поднял ладонь. — Православные!

Люди вмиг притихли. Володе на миг стало не по себе. Они ловили каждое его слово.

- Я — голоден! — продолжал Володя. — Я хочу что-нибудь съесть! Можно я поем, а потом мы обсудим… э-э… наши дела?

Действительно, в последний раз Володя кушал (если можно так сказать) далеким-далеким утром, в кафе за два мира отсюда, за несколько минут до того, как убил журналистку. Казалось, это было целую вечность назад.

- Конечно! — Люда деловито протолкалась вперед. — Пошли, Володя! Покушаем!

Коленопреклоненные люди стали пятиться, освобождая Володе путь на кухню. Где-то сзади возникла давка. Кто-то кричал, задушенно:

- Куда прешь? Куда?

- Володя! Володя кушать хочет!

Посреди прихожей освободилось узкое пространство, вроде дорожки. Только окаймлена эта дорожка была человеческими телами.

- Пойдем, Володя! — сказал до жути некрасивая Люда. В ее глазах, как совсем недавно у ее мужа, стояли слезы.

Поклонники были и на кухне. Володя прошел к столу, на котором остывал в тарелке борщ. Появилась порция макарон с мясом.

Володе немного непривычно было есть, когда на него смотрят столько людей. И не просто смотрят, а комментируют каждое движение.

- Ест! Ест! — несся по толпе шепот, уплывал в подъезд, где перерастал в смутный гул.

- Ты, хозяйка, смотри, тарелку не вздумай мыть! — говорила какая-то бабка. — Священная она. Сам Володя из нее кушал.

«Ест! Ест!» — скандировали внизу.

«Я сейчас с ума сойду!» — подумал Володя. Аппетит внезапно пропал, как не бывало. К тому же в самое ухо кто-то восхищенно дышал.

Он сумел впихнуть в себя еще несколько ложек борща, откусить хлеба. И тут зазвонил телефон. Аппарат был совсем рядом, недалеко.

- Да! — сняла трубку хозяйка.

- Здрасте! — услышал Володя из трубки громкий, уверенный голос. — Это Маргулис.

- Маргулис! — пронеслось по толпе. — Гнида иудская! Володеубивец!

- Нам надо поговорить, — говорил голос. — Включите жидовизор.

- Он и здесь диктует! — возмутились в толпе. — Конец их власти пришел! Конец!

- Не ждите, пока будет применено насилие, — резко и уверенно продолжал неведомый Маргулис. — Мы — против жестких мер. Мы хотим переговоров. Включите жидовизор.

- Но как же мы… вы… поговорите? — недоумевала хозяйка.

- Да через него и поговорим. Он на самом деле двусторонний. Вам только казалось, что смотрите вы. На самом деле смотрели и на вас. Ну?