Владимир Типатов: Мутанты. Время собирать камни.

— Гражданин начальник, никто их не трогал, — развёл руками старик, из-за которого и произошёл конфликт. — Тут такая теснота, что не мудрено споткнуться и упасть.

— А может обморок у них от духоты, в камере дышать нечем от большого скопления людей, — добавил кто-то из сидельцев. В камере одобрительно засмеялись.

— Вы что тут мне яйца крутите?! — закричал вышедший из себя капитан. — За дурака меня держите?!

— Ни в коем случае, гражданин начальник, — с довольной ухмылкой возразил Горби.

— Молчать! — криком перебил говорившего капитан. — Опять ты бузишь?! Соскучился по карцеру?! Ведь только отсидел десять суток. Могу ещё разок устроить тебе это удовольствие.

— Прикажете его сопроводить? — тут же спросил старший контролёр и даже руки потёр от предвкушения удовольствия.

— Не надо, — недовольно поморщился дежурный помощник начальника тюрьмы. — Пусть катится к чёртям собачьим. Надоел он мне здесь, как заноза в жопе.

Старший контролёр молча пожал плечами и даже вздохнул с сожалением, словно его вдруг лишили большого удовольствия.

— Приготовиться с вещами на выход, через полчаса погрузка, — раздражённым тоном бросил на ходу капитан и вышел из камеры.

Контролёры поспешно последовали его примеру. Вновь противно заскрежетали ключи в замочной скважине, лязгнули стальные задвижки и обитатели этапной «хаты» опять расселись по своим насиженным местам.

— Спасибо тебе, парень, что впрягся за меня, — поблагодарил Граф своего заступника. — Я в долгу не останусь.

— Ты мне ничего не должен, — пожал плечами тот.

— Так ты в «законе»? — обращаясь к Графу, спросил Горби. — Кликуха ус тебя козырная.

— Нет. Я даже не «авторитет», — усмехнулся Граф. — А кличку мне такую дали за мой талант рассказчика, которым я ещё в СИЗО воспользовался. Особенно все любили слушать роман Александра Дюма «Граф Монте-Кристо», который, кстати, я помню наизусть от первой, до последней буквы. Вот так, благодаря роману, я стал Графом.

— Нормальный ход, — одобрительно засмеялся Горби. — Может, и нам расскажешь?

— Расскажу, если успею. Скоро на этап выдернут.

— Может, в «столыпине» в одну клетку попадём.

— Вполне возможно, — пожал плечами Граф и уже сам обратился с вопросом к своему заступнику: — «Ну а тебя как кличут, парень»?

— Меня зовут Руфат.

— Откуда ты?

— Из Бухары.

— Красивый город, — мечтательно вздохнул Граф. — Бывал я там, и не раз. За что срок мотаешь?

— Погранцы караван на тропе повязали.

— Какой караван?

— С опиумом и героином. Я его из Афгана в Союз доставлял.

— И сколько же тебе отвесили за это?

— Восемь лет.

— Круто, — удивился вклинившийся в разговор, Горби. — Ты что, тонну наркоты на себе тащил?

— Я не один был.

— Всех повязали?

— Всех, кого не убили.

— Зону уже топтал, или только по пересылкам кочуешь? — пристально посмотрев на Руфата, на узбекском языке спросил Граф.

— Полтора года в Экибастузе чалился, потом сняли с зоны и отправили на этап, — так же на узбекском ответил ему Руфат.

— Это вы по-каковски базлаите? — спросил Горби.

— По-узбекски.

— Выходит, вы земляки?

— Выходит, что земляки. Я в Ташкенте десять лет прожил, — сказал Граф.

Звяканье ключей за дверью камеры прервали разговор этапников.

— Сейчас начнут дёргать на этап, — сказал «Горби» и повернулся лицом к дверям.

— Пора бы уже, — согласился с ним Граф. — Поезд на Комсомольск отчаливает вечером, а уже смеркается.

Дверь распахнулась, и на пороге опять появился дежурный помощник начальника тюрьмы в сопровождении контролёров. Опытных, не впервые идущие этапом заключённых, интуиция не подвела. На этот раз два контролёра держали в руках кипы папок с личными делами этапников…

… Погрузка, наконец, закончилась. Вагон, снаружи очень похожий на почтово-багажный и прозванный в народе «столыпиным», рывком тронулся с места и покатился, вздрагивая и покачиваясь из стороны в сторону на стрелках, резко остановился, потом опять медленно покатился к вокзальному перрону, где был подцеплен к пассажирскому поезду сообщением Хабаровск — Комсомольск-на-Амуре.

— А теперь, я думаю, пора бы уже и червячка заморить, — сказал Граф после того, как поезд, наконец, тронулся и все устроились на своих местах.

— Морить-то его почти нечем, — сказал Руфат. — Кроме хлеба, сахара и селёдки ничего нет.

— Живы будем — не помрём. Может, у малолеток что-нибудь со стола упало, — улыбнулся Граф.