Эльмира Нетесова - Расплата за жизнь

— Откуда узнали, что наши сотрудники взяли соседей?

— Догадались! Да и кому они сдались? А ваши, к тому ж, конечно, заметили, что до них в квартире Карпова побывали. На кого подумали? Конечно, на убийц. Если бы наши сотрудники, они не стали б убегать, да еще через окно…

— Могли предположить, что это были воры, — не согласился следователь.

— Это мы или вы могли так подумать. Но не наши офицеры. Они знают, что воров врасплох не застать. Эти, идя на дело, всегда оставляют стремача. Он заранее предупредит об опасности. Чекисты не успели б выйти из машины, как фартовые убежали из квартиры, но не через окно. И шаблонку в скважине не оставили б, — усмехнулся Федор.

— А где они взяли бы шаблонку? — рассмеялся следователь и добавил: — Пришли бы за нею в милицию?

— Она им попросту не нужна. У них свои отмычки, они ими любой замок откроют. Уже потому, что дверь была открыта шаблонкой, любой наш сотрудник, даже не офицер, простой ефрейтор, мог бы сказать, что в квартире побывали не воры, а простая шпана, любители, — говорил Федор.

Следователь молча оценил неплохую осведомленность сержанта. И спросил, едва погасив уязвленное самолюбие:

— Однако вам в тот день все же не удалось взять коллекцию. Только позже?

— Вот этого я не знаю. Мы — маленькие люди. Нам начальство не докладывает. Что велено, то делаем. Дальше — нос не суем…

— Неужели лично вам никогда не хотелось увидеть столь нашумевшее сокровище, стоившее жизни человеку? — задал вопрос следователь, исподтишка наблюдая за сержантами.

— Знаете, у моей бабки еще от царских времен сохранилось несколько золотых десяток. Берегла их моя бабулька больше собственной жизни. Никому о них не говорила, не хвалилась, не показывала. Все про черный день берегла. Когда деда в тридцать седьмом репрессировали, весь дом на уши поставили чекисты, листовки искали, прокламации — против советской власти. Три обыска провели. А у нас в семье даже по слогам никто читать не умел. Но деда взяли, объявив провокатором, шпионом, врагом народа. И расстреляли… Но монеты не нашли. Потом — война случилась. Дом два раза горел. Один раз немцы подпалили, второй — партизаны. Все ж удавалось восстановить. И снова жили. Голодно, бедно, но не умерли. Бабка десятки сберегла. После войны, когда уже мать подрастать стала, вместе с братьями старый дом по бревну перебрали, расширили, обновили. Бабка и тогда молчала. Обложили деревню непосильными налогами. Пришлось не только корову, всех кур перерезать. Жили голодно, трудно. Но… десятки бабка хранила. Сколько бед пережито, сколько правителей сменилось, никто не сломал нашу старушку. Да вот… Настали нынешние времена… Три года назад умер мой отец. Надорвался. Нелегко ему пришлось в фермерах. Мать проработала всю жизнь в колхозе, на копеечную пенсию еле тянула. Вконец состарилась бабка. И вот как-то вечером приехал я к ним со своей семьей. Дай, думаю, помогу своим в поле управиться. А сынишка не выдержал, да и какой с него, пятилетнего, спрос, подошел к бабке. Она хлеб испекла и доставала его из печки. Мальчонка мой обнял ее за коленки и говорит: «Бабуля, дай хлеба! А то в животе скрипит. Помру, если не дашь!» Бабка ему каравай подвинула, да говорит: «Погоди, голубчик, чтоб простыл, тогда ешь, сколько хочешь». А сын спрашивает: «Это все мне? Правда? Тогда я насовсем у тебя останусь. Мне папка с мамкой никогда по стольку хлеба не дают. Все говорят, что и на завтра оставить надо. А мне так есть хочется…» Услышала бабка такое, полезла в чулан. Принесла царские десятки. Поделила поровну — мне и сестре. По четыре каждому. И сказала: «На черный день берегла их. Через все горести сохранила. Но разве есть лихо больше этого, чтоб дитё голодом мучилось, да еще при живых родителях? Возьмите. И кормите детву. Не считайте поеденное. Пусть хоть они горя не знают. Конечно, нынче это не деньги. Но все же подмога. А меня схороните попроще. Может, когда-то помянут меня, старую, дети малые словом добрым. То мне отрадно будет, что впрок им пошло». И велела все на детей пустить. Так мы и сделали… Не стали беречь. Помнили слово бабкино: не в золоте счастье. И никогда не тянуло нас купить украшения или дорогие вещи. По одежке протягивали ножки. Жили по своим средствам. Никому никогда не завидовали. Я и теперь могу уйти из квартиры, не закрывая двери на ключ. Соседу позавидовать не на что. А вор, глянув, лишь посмеется — украсть нечего. Зато и не дрожу ночами…

— Ладно, Федор! При такой бедности нашли на что дачу купить! — оборвал следователь.