— К вам посетитель просится, — удивленно глянула медсестра на Соколова и неподдельно изумилась терпеливой настойчивости человека. Ведь не разрешали ему вставать. Рано. Говорили, что спешить не стоит. А он не хочет брать отсрочку у жизни и каждый день ломает самого себя.
— Пусть войдут, кто там ко мне пришел, — так и не присел Вадим.
— Вам нельзя ходить, — тихо напомнила медсестра.
— Нужно, сестричка! Пора выходить из этого штопора! Да и гостей неприлично встречать лежа. Я себя со счетов еще не сбросил, — отвечал Вадим. И увидел в дверях Тимофея с Колькой. Их он не ожидал.
— Давно собирались навестить вас. Да все не пускали врачи, — подал руку Тимофей, покраснев до макушки. — Мы понимаем. Это все из-за нас получилось. Вы взяли на себя и смерть, и огонь… Нас уберегли… Теперь уж спокойно живем. Никто не грозит. Никто не следит за нами. Сами живем. Без охраны… И даже ставни на окнах закрывать забывает Колька. Тихо стало, — говорил, виновато переминаясь с ноги на ногу…
— Простите нас. Если можно. За деда. И за коллекцию. Виноваты мы все перед вами и перед ним — Потаповым… Ведь мы должны были умереть. А он на себя принял расплату за нашу ошибку, за деда. Жаль, что ничего нельзя исправить. Слишком поздно поняли, — опустил голову заметно повзрослевший Колька.
… Вадим смотрел на парня не узнавая в нем прежнего юнца, стриженного под панка. Исчез блатной жаргон. Как шелуха, слетела беспечная развязность. Не прошло бесследно время. Мальчишка становился мужчиной.
* * *
Выписавшись из больницы, Соколов не хотел предупреждать семью. Решил доехать домой самостоятельно, на такси. Но едва вышел из двери, увидел водителя служебной машины, спешившего навстречу.
— Я за вами. — сказал так, словно ни на час не разлучались. И вот теперь опять надо спешить на задание. Вот только на этот раз — одному… За двоих…
— Домой? — спросил шофер.
— К Сане…
Водитель молча кивнул. Повез Соколова за город, не решаясь заговорить, спросить, отговорить. Он привел Вадима к могиле. Тот жестом попросил его уйти. И сев на скамейку, смотрел на памятник, разговаривал с погибшим:
— Прости меня, Сань! За опоздание… Сам знаешь, не по своей прихоти позже всех навестил тебя, — закурил Вадим, давя крик боли, рвавшийся наружу. — Надо держаться, Сашок! — но предательски дрожат плечи. Хорошо, что рядом нет никого. Никто не увидит… — Ты знаешь, как страшно остаться одному — выжившим! Это не подарок! Я не смог уберечь тебя! Не повезло, отняли! Говорят, что мы с тобой выполнили задание. Слишком велика его цена. Ты, это только я понял, уже умирая, отвлек на себя киллеров, чтоб не в упор, чтоб у меня осталось время на несколько шагов. От смерти и расправы… Ты знаешь, в тот день в гостинице подписан был контракт с англичанами о совместном использовании оборудования на станкостроительном. На такие встречи оружия не берут. А дальше было поздно. Я стал мишенью. А ты прикрыл… Ты знал все. Но как теперь? Пусто стало… Да и кто сможет заменить? Ты знаешь, Быковых взяли. Скоро суд…
Вадим сдавливает окурок в руке. Вспоминает услышанное в больнице о той ночи: возле горотдела милиции произошла рядовая разборка… И лишь спустя два дня пресса объявила:
«Александр Иванович Потапов награжден орденом Герой Отечества! Посмертно…»
… Соколов сдавил виски. Трудно смириться с потерей. Он любил друга. Живого! Мертвому не нужны ни звания, ни слава. Друзья не уходят в прошлое. Они живут в памяти. Светло и больно…