Петр Катериничев - Охота на медведя

— Ты не уезжал?

— Я отсутствовал, Том. Решал дела.

— Успешно?

— Да.

Том замолчал.

— Что было вчера? — спросил Гринев.

— Не «что», а «кто». Борзов.

— Бенефис на весь день?

— Нет. Он пробыл часа три. Но... Ты же его знаешь, он из людей, способных внушить... — Том замялся.

— Уважение на грани паники, — подсказал Олег.

— Можно и так.

— Собранный, жесткий, а внутри — словно запал тлеет, — продолжил Олег.

— Все наши по стенкам жались. И ребята у него: не какие-то там амбалы-вредители и бугаи-махинаторы. Четверо один к одному: сухощавые, циничные, все шуточки какие-то полуармейские, а в глазах — спокойно и пусто.

— Том, тебе бы романы писать.

— Все так и было. Он промотался по конторе часа три. Потом уехал, но не один. С Надей.

— Секретаршей Чернова?

— Именно. И отбыли они полюбовно.

— Почему нет? Борзов — обаятельный мужчина, особенно когда хочет быть таким. И — властный. Женщин это привлекает.

— Еще бы, — скривился Том. — Все бабы тайно тоскуют по власти.

— Нет, Том. Они тоскуют по силе. И — по нежности.

— Борзов в конторе так никого и не оставил?

— Сначала сидело двое мальчиков, потом исчезли. Как испарились. Бочком.

— Что так?

— Прибыло двое смурных. Из ОБЭПа. Потом, наоборот, один весельчак. В чине подполковника. Из Федеральной безопасности.

— С какими полномочиями были дяденьки?

— Как все они "формулировали: «Пока у нас только беседа».

— Нервы мотали?

— А они по-другому умеют?

— О чем беседовалось?

— Спрашивали. Где Чернов, где ты. Борзов о том же спрашивал.

— И что ты отвечал?

— Где Чернов, я не знал. Где ты... Что я мог ответить?

— Что меня как раз размазывают по стенке бандиты средней руки за две сотни штук. С твоей подачи. Так что денежки Борзова плакали. Очень горькими слезами.

— Олег, я же... Ты понимаешь, та проблема...

— Том, ты о чем думал, когда принимал у «коллектива» деньги?

— Я не знал, что...

— Том, когда нас ссужают на такой срок под такие проценты... Сколько откатил мальчонке?

— Руслану?

— Да.

— Десятку.

— А отслюнявил сам? Честно?

— Двадцатник с небольшим. Мы тогда хорошо отыграли на мироновских акциях.

— Том...

— Да?

— Мы отыграли. Мы.

— Тебе хорошо говорить, Олег.

Гринев покачал головой:

— Том... Том закрыл лицо руками:

— Что мне было делать? Когда вчера приехал этот Руслан...

— Ты понял, чьи деньги, когда принимал их?

— Извини, Олег. Когда вы с Черновым делаете игру, вы тоже происхождение денег до мизинца выверяете? — Лицо Тома сделалось печальным. — Как ты любишь повторять: ничего не нарушишь, ничего не достигнешь. Просто вы — хозяева, вам — можно, а я...

— Тебе шел оклад и процент от сделок. Знаешь, почему, Том? Ты дисциплинирован и умеешь работать. А здесь ты решил сыграть на себя.

— А разве ты сейчас сыграл не на себя, Медведь?

— Ты ответить по деньгам не смог. Я по ним ответил. Ты понял разницу?

— Олег...

— Когда пишешься под деньги, всегда отвечаешь сам. Ты это сделать не можешь. Ты взял деньги и подписался моей головой. У тебя после всего — разговор со мной, у Руслана — со своими, и разговор конкретный.

— Извини, Олег. Я виноват. Вчера, когда подъехали эти...

— Ты меня слил.

— С ними невозможно говорить или что-то обещать. Они бы меня просто грохнули.

— Ты суть уяснил, Том? Жадность губит.

Том понуро кивнул. Поднял на Олега взгляд:

— Я уволен?

— Нет.

— Почему?

— Ты ошибся. Потом — испугался. И то и другое со всеми случается. Как следствие жадности и глупости. Жадность и глупость парой ходят. Бывает, что по отдельности, но реже. — Олег вынул сигарету, чиркнул колесиком зажигалки, затянулся, выпустил дым. — А теперь — думай ты, Том.

— О чем?

— Хочешь ли ты уйти. Или — остаться.

Том погрустнел:

— Я не герой, Олег.

— Я знаю.

— И что-то смыслю в рынке.

— Безусловно.

— Сколько у нас?

— Девяносто пять миллионов.

— Этими деньгами невозможно сейчас двинуть рынок. Это очевидно.

— Я похож на дебила, Том?

— Нет.

— Тогда почему ты думаешь, что я пущусь в эту авантюру?

— Ты уже пустился.

— Я только начал игру.

— Именно. Игру. Ты игрок, Медведь.

Олег усмехнулся:

— Я это уже слышал. И не раз. Ты тоже так считаешь?

— Ты... ты хочешь, чтобы я работал, но не говоришь мне всей правды.

— Зачем тебе эта правда? Но я хочу, Том, чтобы на будущее ты уяснил одно: до трех я считать не буду. Мы не в кегли играем. А потому не будет тебе двадцать второго китайского предупреждения. А будет — что?