Петр Катериничев - Охота на медведя

— Что с ней?

— Отправилась в Штаты. Ей позвонил ее босс и сказал, что контракт закончен. Надеюсь, вы не против, чтобы вас опекали мои люди?

— Если я скажу, что против, что это изменит?

— Вы правы: ничего.

Олег усмехнулся невесело. «На чьей руке вы перчатка, господин Гринев?» Кто скажет?

— «Супротив милиции он ничего не смог...»

— При чем здесь милиция, Олег Федорович?

— Это цитата. Из песни. "Вывели болезного, руки ему за спину и с размаху кинули в «черный воронок».

— Мне кажется, вы устали. Для вас подготовлена дача за городом. Вы сможете отдохнуть до понедельника.

— И — дожить.

— Само собою. Охраной располагайте по своему усмотрению. Разумеется, в разумных пределах.

— Да? Вы знаете, как разумные пределы отличить от неразумных?

— Без сомнения.

— А сэр Роджер Джонс, мне показалось, не знает.

— У людей его уровня нет знания, как такового, господин Гринев. Они мыслят категориями.

Автомобиль мчался сквозь ночь. Под охраной. Или под конвоем. И охраняемый, и подконвойный, как правило, едут куда-то не по своей воле. Но и разница существенная. Первый — из замкнутого мира манекенов в еще более замкнутый мир восковых фигур. Мир этот комфортен, ухожен и сияющ. Про него толком не известно ничего тем, кто в него не вхож. А те, кто вхож, готовы танцевать под любую музыку, лишь бы остаться в этом Зазеркалье.

Про второй мир поют заунывные песни — «по тундре, по железной дороге...» и — слагают душещипательные истории. Тот мир убог, голоден, болен и болезнен, там время мается мучительной каторгою безвременья... И выхода оттуда для многих, как и из первого, нет.

— Остановитесь, — приказал Олег водителю. — Мне нехорошо после полета.

Тот мигнул фарами сопровождающим и послушно притормозил. Олег вышел из автомобиля, покачнулся и стал медленно оседать по борту машины... Водитель выскочил, попытался придержать Гринева... Олег ударил коротко в подбородок; голова водителя дернулась резко назад, и он осел на асфальт. Олег метнулся на водительское сиденье, дал газ, с визгом, по самой кромке обочины обогнул первый охранный джип и помчался по шоссе.

Охранники опешили от неожиданности, но лишь на малое время. Упаковались в джипы и ринулись в погоню.

Поворот, догоняющие потеряли на полминуты «ауди» из вида, Гринев выключил все габаритки и съехал прямо в лес. Проскочил подлесок, заглушил мотор, выбрался из машины и побежал сквозь чащу. Массив здесь приличный, найти его можно только облавой, да и то — с собаками; главное — самому не заблудиться.

Задребезжал мобильный.

— Олег Федорович, кажется, вы все еще играете в игры и совершенно не отдаете себе отчет в том, какие ставки...

— Господин Корсаков, помните, давным-давно киношка такая была: «Ставка больше чем жизнь».

— Название претенциозное и тем — лживое. Не бывает ставок больше жизни.

— Согласен. Вот только — что считать жизнью.

— Кажется, вы не вполне здоровы... Умственно. — Зато — душою светел. Знаете, что сказал Роджер Джонс Збигневу Гжезинскому? Сумасшествие в наше смутное время может позволить себе только очень здравомыслящий человек.

Какое-то время в трубке царило молчание. Потом Корсаков произнес:

— Если свернешь себе шею, сынок, домой не приходи!

Тон Корсакова смутил. Вместо того чтобы поорать, по-отечески пожурил.

Почему? Ну да, он сам сказал: есть разные люди. Кто-то ходит под Корсаковым, а под кем-то — он сам. А Гринев сейчас сделался в этих кругах то ли проходной пешкой, то ли третьим джокером, то ли — картой из другой колоды... Не понять. И вполне возможно, в свете имеющихся междусобойчиков Сергею Кирилловичу куда спокойнее, если мальчишка «сорвался». На то он и сорванец. Остается только пожаловаться на неразумного вспыльчивого дитятю и — умыть руки.

По ночному лесу Гринев брел больше часа. Вышел к подмосковному поселку. На остановке уже кучковались люди: первые работяги собирались в Москву. Олег присоседился и через десять минут уже ехал в переполненном автобусе в сторону столицы.

В первом же круглосуточном интернет-кафе забрался в адрес и обнаружил там четыре цифры: 1207. Аня успела выполнить его поручение.

Через полчаса Гринев был уже на Киевском. Если Аня его сдала — он опять ничего не потеряет. Он ничего не может потерять с той поры, как ввязался в рискованную игру. Все, что ниже нуля, — ноль. А цифры отрицательные или мнимые — это от лукавого. В этой игре можно только победить. На то она и «манильская мясорубка».