Петр Катериничев - Огонь на поражение

Ибо мешали три соображения. Во-первых, Фима не знал, кто эти люди, и соответственно не мог оценить степень собственной значимости для их бизнеса: уход в такой ситуации был бы равнозначен самоубийству. Второе, конечно, деньги.

Их много не бывает. И процесс их постоянного получения настолько приятен сам по себе…

Ну, а третье… В этом Ефим признавался только самому , себе, да и то невнятно, как бы шепотом. Эти неизвестные дали Кругленькому возможность насладиться самым большим удовольствием — властью. Теперь во многом от Фимы зависело, кто останется на коне, а кто будет повержен, кто при деньгах и славе, а кто — в забвенье… И то, что реальной власти Кругленького, как и реальных размеров его богатства, не знал никто — даже его «шефы», только добавляло этому приятному ощущению власти особый вкус… Тонкий и изысканный…

Фима пригубил бокал сока. Манго и апельсин. Видела бы сейчас его мама…

Она бы гордилась.

Он сделал еще маленький глоток… Вот именно — вкус тонкий и изысканный…

Ровно неделю назад Фима снова сделал выбор. И снова в свою пользу. Теперь уже — именно в свою.

К Кругленькому на этот раз подошел мужчина профессорской наружности — не хватало лишь золотого пенсне и обращения «батенька». Вот только разговор пошел строгий. Фима понял: «профессор» не фигурант, а активный функционер неизвестных благодетелей… Благодетелей?

Речь зашла сразу о Семене Штерне. Именно его собирались устранять. Вместе с окружением. Выявить его «концы», в том числе и теневые, в кино и на ТВ, и начать тихонечко их чистить должен был именно он, Фима.

Ефим Зиновьевич был не трус. Но он испугался. Испугался смертельно. Тому были причины.

Если «устраниловку» начнет он, Фима, — он станет живцом. На него и его действия должен отреагировать Сема Штерн, чтобы попасться и сладиться вчистую.

Насчет того, как отреагирует Сема, Кругленький иллюзий не питал. «Профессорские» заверения в том, что его прикроют, что операция будет развиваться стремительно с разных концов, Фиму не убедили. Он резонно полагал, что к тому времени его дорогое ему тело превратится в остывающий труп с орнаментом из пулевых отверстий от груди к спине и обратно. Такая перспектива пугала. Как сказала бы покойная тетя Рева: «Оно вам надо?»

Таки нет!

Ефим Зиновьевич знал только один правильный вариант данного дебюта: устранение ферзя, Семена Давидовича Штерна. Только в этом случае можно было играть.

В ином другом — нет!

Но с Кругленьким никто и не советовался. Его просто поставили в известность. Вернее — подставили в неизвестность. Как выражаются блатные — Фима «попал в непонятку».

Сема Штерн, как и сам Фима, был вовсе не тем, кем его знала публика. За его осанистой спиной маячили неясные тени — то ли бывших кагэбистов, то ли агентов империализма, то ли воровских авторитетов, то ли проворовавшихся высших армейских чинов, то ли всех их вместе, оптом и в розницу…

Фиму терзали два чувства: страх и обида. Страх — оно понятно, почему.

Обида… Ну а как же иначе: наконец-то поиметь деньги и все, что к ним полагается, заработанные нервами и потом, мозгами и кровью, — и все для того, чтобы тебя поимели какие-то засранцы?!

Но Фима думал. Очень думал.

У кого есть мозги, у того они есть!

Все просто! Фима активизировал с десяток «левых», ничьих мальчиков — такого добра на ТВ всегда с избытком, а потому они готовы поактивничать и хоть к кому-то примкнуть, абы отхлебнуть от кормушки денег или славы (что в общем-то в этом мире одно и то же), — и тихонечко направил их на Семиных людей. Не отсвечивая.

Да! Вот, что больше всего раздражало Фиму в Семе Штерне, — он не сидел тихо и отсвечивал. Был каждой бутылке — пробка. Но при том — ему все удавалось!

Короче, Фима нашел «отмазку» для «шефов»: если Сему Штерна все-таки «прикопают», — были люди, люди суетились, это мои люди. С другой стороны он тихонько, вкруговую, запустил информацию для Штерна. Фима это называл — «запустить рулетку». Чтобы Сема пошевелил извилинами.

Победит, как водится, сильнейший. Его сторону и займет он, Фима. Оставалось только ждать.

Кругленький внимательно следил за происходящим. Хотя вроде бы ничего и не происходило. Но у Фимы было чутье, оно у него есть! Как выражался Изя Бабель:

«Передайте тете Соне, что Беня знает за облаву». Что там было дальше, в рассказе? Ну да, пожар в участке. Огонь.

Что ж, будем ждать огонь.

Фима повязал галстук, застегнул шикарный пиджак. Провел щеткой по остаткам волос. Раздвинув губы, обнажил десны — розовые, крепкие, здоровые. Сдвинул зубы вместе. Улыбнулся. Искренне. Самому себе. Фима знал: если сегодня его и ждут неожиданности, то приятные.