Петр Катериничев - Редкая птица

Мужчина смотрит на меня, чуть склонив голову. С презрением. По его версии — я сломался и вот-вот решусь. На откровенность. А потом — он прикажет меня пришить. С чувством хорошо выполненной работы. И глубокого удовлетворения.

— Прекратите наливаться… Лучше вспоминайте. Вслух.

— Ребята. — Голос у меня чуть хриплый, язык ворочается медленнее — то, что нужно. — Если я такой важный, что ж вы меня в такую бодягу подставили… Ведь живой остался, ей-богу, чудом… — Похоже, мне даже удалось хлюпнуть носом и влажно заблестеть глазами от жалости к себе…

— Вышла недоработка. Мы передали ваши данные в центр, они что-то не очень оперативно сработали… Мы получили ответ, когда вас уже ввели в здешнюю операцию. Накладки случаются везде.

— Ну да, и на солнце пятна…

Наливаю еще стакан. Из другой бутылки.

— Прекратите!

— Я чуточку… Половиночку…

Итак, дружок, ты должен поверить, что сломал меня. Должен. Я чувствую, как лицо покраснело от спиртного, кровь пульсирует в висках… Нужен еще один ход.

Верный. Беспроигрышный. Что для него?

Поднимаю голову. Тяжело.

— Сколько вы мне заплатите? Если я вспомню?

— Вы блефуете, Дрон. Вы ведь достаточно равнодушны к деньгам.

— К деньгам — да. Но не к тому, что на них можно купить.

Мужчина задумался.

— Сколько вы хотите?

— Сто тысяч. Долларов.

— Это большая сумма.

— Для меня — да. Для вас — нет.

— Вы получите эти деньги.

— Когда? Как?

— Вспоминайте информацию. — Я жду. Смотрю на него просительно:

— Я чуть-чуть. — Для убедительности показываю пальцами:

— Сто граммчиков…

Лицо у мужчины как каменное. Интересно, он именно так представляет себе лик презрения? Наверное, я хорошо вписываюсь сейчас в его жизненную установку: я — тля, он — повелитель. Или — вершитель.

Доливаю спиртное до полного стакана. Жадно пью. В два глотка. Опускаю голову.

Итак, какой основной грех людской? Гордыня. Отец всех остальных и всяческих: зависти, алчности, властолюбия. Человек считает, что Господь ему недодал… Значит, нужно взять самому. Силой. У других. Гордыня…

Этот скверный мужичонка не выносит оскорблений. А я как раз собираюсь это сделать. Положить и на него, и на его гребаную организацию… Пусть развяжется, а там видно будет. Для него я — пустяк человеческий, пыль, ничто. Но…

Тщеславие… Тем более, я — временное явление… Ничего он не теряет… А я выигрываю… Время. Ничего другого у меня уже не осталось.

Пора.

Поднимаю лицо. Искаженное пьяным презрением и жаждой справедливости:

— Ты… Позорный сучара… Ты кого купить хочешь?.. Дрона?.. Редкую птицу — в клетку?.. Да срать я хотел на тебя и на твою говенную организацию… Ты посмотри на себя в зеркало… Ты кто?.. Опер?.. Контролер?.. Ты — шлюха в штанах, сутенер, паскудный сводник, вот ты кто! И вся твоя служба — публичный дом, только здоровый… Сучары… Позорные…

Тяжело опускаю голову.

Пьянство дает одно преимущество: говорить то, что хочешь. В моей ситуации это преимущество абсолютно: не придется отвечать за свои слова. Ибо скоро спросить будет не с кого.

Он должен мне поверить!

Снова поднимаю лицо.

Мужчина улыбается. Он совершенно спокоен.

— Благодарю вас, Дрон. Вы действительно . Я в вас не ошибся…

Что-то мне очень не нравится такое начало…

— Хотите знать, что мы за организация? Ну что ж… Вы же понимаете, есть власть явная, ничего не значащая. И есть власть тайная. Реальная. Эту власть я и представляю.

— Масоны, что ли?

— Не говорите ерунды, вы же не обыватель, обчитавшийся идиотской прессы.

Миф о масонах просто сохраняет в обществе определенное напряжение… Это как для ребенка — Баба Яга в темной комнате. Мы — власть реальная, власть профессионалов, заботящихся о будущем человечества… Мы — элита…

— А по мне вы — говно…

— Прекратите, Олег, вам это не идет.

— Почему? Я-от души. Всякая сволочь называла себя спасителями человечества от чего-то… А иначе — неинтересно.

— Все они были болтуны. Мы — профессионалы.

— Ага. Девкам юбки задирать…

Хлопок! Вздрагиваю. Блин — шампанское. Смирнов-Ласточкин наполняет бокал и выпивает с удовольствием. Тоска! Что же я упустил?.. Наливаю ледяного «Нарзана» и медленно пью.

— Мы организовались больше десяти лет назад.

— Еще при…

— Да. Прекрасно было видно, к чему все идет. И — стали кропотливо и неспешно подбирать кадры. Информацию. Ведь на самом деле в этом мире только две вещи обладают истинной ценностью: произведения искусства и информация. Хотите послушать притчу?