Петр Катериничев - Редкая птица

Кабинет управляющего должен быть за следующим поворотом.

Удар в спину такой, словно молотнуло бревно-таран. Дыхание перехватило, я лежу на полу и, кажется, уже никогда не смогу вздохнуть. Словно опустили на глубину и не дают вынырнуть. Наконец удается вздохнуть, вместе со вздохом — режущая боль в сердце.

— Ты ему хребет не сломал?

— Когда я хочу сломать хребет, то ломаю.

— Так ты ж по спине и наварил.

— Нет. Я ударил точно под сердце.

— Да он сейчас концы отдаст.

— Не, не умрет. Когда Хасану нужно убить, он убивает.

— Смотри. Окочурится — Бест с тебя спросит.

— Пустой разговор. Бери.

Меня хватают под руки и волокут.

— Тяжелый, сука.

Из моего горла вырывается хрип.

— Гляди, правда ожил. — Парень смеется. — Впрочем, ненадолго.

Меня протаскивают через большую комнату, потом заносят в другую, связывают руки за спиной и сажают на стул. Куртку сняли, оружие отобрали.

— Да у него целый арсенал.

— Хасан, он скоро оклемается?

— Должен скоро. — И мне:

— Животом подыши, животом.

Дышу. Боль в сердце остается, но в голове прояснилось. Окидываю взглядом комнату. Небольшая. Звукоизолиро-ванная, по стенам — мягкие бра, и глаз не режет, и света достаточно. Прямо передо мной — стол, на нем — водка, коньяк, холодные закуски. За столом — трое. Но двоих поначалу просто не замечаю — внимание забирает тот, что в центре.

Лицо словно вырублено из камня: мощный подбородок, развитые скулы, прямой, чуть с горбиной нос, крупный выпуклый лоб. Седые волосы острижены коротко, светлые глаза смотрят внимательно и тяжело. Такое впечатление, что я его где-то видел или знаю откуда-то. И тут понимаю, чего ему не хватает, — толстого шерстяного свитера. Именно таким я представлял себе в детстве Волка Ларсена из лондоновского «Морского волка».

Только этому, «настоящему», лет сорок шесть, а может, и побольше. Лицо прорезано редкими, глубокими морщинами, и, хотя сейчас оно загоревшее, меня не оставляет впечатление, что немало времени он провел на Севере.

— Ну что, несладко? — спрашивает.

— Нормально.

— Нормально так нормально. Теля, — обращается он к здоровому парню, одному из тех, что приволокли меня, — возьми пару ребят и разберитесь там с дверью. Ну и приберете… Сердце болит? — спрашивает меня.

— Душа страждет.

— Хасан — мастер. Может, водочки, кровь разогнать?

— Можно.

— Стакан?

— Половину.

— Хасан, отнеси.

Хасан — сухощавый, чуть раскосый мужик, а вот сколько лет ему — двадцать пять или тридцать девять, — не угадать. Тип такой.

— И руки ему развяжи. Дурить не будешь?

— Не буду.

Водку выпиваю в два глотка.

— Закусишь?

— Нет. Сигарету.

. Хасан передает пачку и зажигалку. Закуриваю. Ларсен поднимает кружку в руке, отхлебывает:

— Со знакомством, Дронов Олег Владимирович. Называй меня Володей. Он кивает на кружку:

— Чайку?

— Да. Покрепче.

— Хасан, чифирьку сообрази гостю. Он дождался, пока принесли кружку, я отхлебнул, закурил сигарету.

— Ну что, поговорим? — Взгляд его по-прежнему тяжел и очень спокоен.

— Поговорим.

— Ты кончил Ральфа?

— Нет.

Сидящий рядом с Ларсеном молодой человек атлетического сложения, в прекрасном костюме, при галстуке хмыкает. При этом лицо его бесстрастно, темные, почти черные глаза умны и равнодушны. Столовым ножом он методично очищает яблоко и кусочек за кусочком отправляет в рот.

— Ты хотел сказать? — обращается к нему Ларсен.

— В желудке у Ральфа был портвейн, на бутылке в машине — его «пальчики». — Молодец кивает на меня.

— Я захватил бы бутылку. На пистолете «пальчики» были?

— На пистолете — нет. А откуда ты знаешь про пистолет?

— Длинная история.

— А мы никуда не спешим, — говорит Ларсен. — Рассказывай.

— Он расска-а-ажет…

— Бест… — роняет Володя-Ларсен, и молодец заткнулся.

А я, прихлебывая чифирек, излагаю свою версию событий. Начиная со встречи на пляже и поездки в «росинанте». Естественно, о милых попутчицах умалчиваю, полагая, что это мое личное, глубоко интимное дело. Похоже, особого доверия я пока не вызвал, несмотря на большое личное обаяние. Когда начинаю рассказывать о подслушанном милицейском радио, молодец снова хмыкает; .

— Так-таки сразу и словил?

— Не сразу. Сначала прослушал «Любэ», про поимку банды и главаря.

— Ты знаешь, на каких частотах работает ментовская рация, а на каких — приемник?

— Без понятия.

О том, что ручку настройки крутила Леночка, я молчу. Надеюсь, она все еще мирно спит в «уазике».