Петр Катериничев - Тропа барса

— Раздевайтесь.

Девушки у стены беспомощно переглядывались… Я же стояла чуть в стороне, словно происходящее вообще меня не касалось. , — Ну что застыли?!

— Как — раздеваться?.. — упавшим голосом произнесла шатенка.

— Молча!

— Мы не будем!

— А куда вы денетесь? Орать станете? Тут стены толстые, наслушались всякого…

Или вы забыли — как? Сейчас мои хлопцы вам помогут. Они еще помнят — здесь в свое время столько пьяных шалав перебывало… И все как шелковые были… — Палыч загоготал мелким, булькающим смехом.

Прекратил смеяться так же неожиданно, как и начал, гаркнул:

— А ну, живо!

От его окрика все вздрогнули. Даша Строганова первой стянула свитерок, расстегнула джинсы… Лицо ее было бледным и замкнутым. Следом за ней, потупившись, стали раздеваться остальные.

— А тебе что, особое приглашение? — рявкнул на меня сержант.

Я вздрогнула, автоматически стала расстегивать пуговицы на блузке…

Девушки остались в белье.

— Ну что застыли? — прикрикнул начальник. — Совсем раздевайтесь!

— Вы не имеете права… — начала было рыженькая.

— Право?! — взъярился он, хрястнул кулаком по столешнице. — Вот мое право! И вот что я тебе скажу, краля… Или через минуту вы будете стоять тут голенькими и завтра утром уйдете по домам, или… Тут такая поножовщина со стрельбой случилась, что по пятнадцать суток я вам просто-запросто запишу! И эти сутки вы здесь с моими орлами и проведете… С утра душ и постельная гимнастика — это я вам обеспечу! А эти орлы устанут, других пришлю… А кто особо артачиться станет, той я самолично двести шестую пропишу — на годик… Вот и выбирайте!

Палыч чиркнул спичкой, прикуривая конфискованный у кого-то из девушек «Кэмел», упер поросячий взгляд в рыженькую:

— Время прошло. Ты — первая. Девушка расстегнула лифчик, сняла, медленно стянула трусики с ягодиц, заплакала, закрыв лицо руками…

— Совсем снимай!

Она подчинилась. Стояла, прикрыв низ живота бельем. Палыч встал, обошел ее, разглядывая, отвел руку с трусиками в сторону.

— Вот теперь я вижу, что и вправду рыженькая, без дураков, — сказал он. Увальни у стены загоготали, смех их был возбужденным, как ржание жеребцов, готовых ринуться на табунчик. Палыч снова обошел девчонку, остановился сзади; — А теперь — наклонись вперед! Руками до пола, как на физкультуре… Ну?!

Он послюнявил палец, провел ладонью по спине, ягодицам… Я закрыла глаза…

Только слышала, как девушка вскрикнула…

— Ну вот, сейчас я уверен, что ты ничего от меня не утаила… Умничка… — Он поднял мутные, хмельные глаза, задержал на мне взгляд, произнес:

— Теперь — ты, детдомовская… Быстро, быстро… Трусы, маечку…

— Ага, — согласно кивнула я, а голову уже волокло знакомой одурью… Как только он оказался в шаге, я резко разогнула ногу в колене, чуть приподняв бедро!

Что-то противно чавкнуло, Палыч застыл, ойкнул… Его подручные словно оцепенели… А я повторила удар… В горле у него забулькало, и он рухнул на бок, как мешок. Я рванулась к двери, но сержант-оглобля оказался проворнее: дубинка угодила в висок, я успела услышать, как он крикнул кому-то: «Загоняй этих сук под засов!» — и потеряла сознание.

Очнулась от боли в низу живота. Пошевелиться не могла: меня просто распяли нагишом, накрепко прикрутив за запястья и щиколотки к краям стола.

Боль была дикой… Сержант вытащил из меня коротенькую дубинку.

— Ну вот, теперь уже не целка… — Задумчиво-добавил:

— Разве что еще раз попробовать?

— Как знаешь, — ответил ему писарь. — У меня на нее и не стоит. Да у тебя, я вижу, тоже. Не девка — кошка дикая. Да и худая… Я люблю крупных бабочек, чтобы в теле…

— Что ж ее, так и отпустить?

— Почему — так? Уже не девочка… — гоготнул писарь. — Был бы Палыч… Он как раз до малолеток охоч… Был. Эта его так двинула, что, глядишь, ему теперь не до девочек будет. Кастрировала просто. Слушай, а что все ж с ней делать?.. Да и с теми, что в кутузке…

— Ну с теми — нет разговоров. Как все уляжется, выдернем мне рыжую, тебе пухленькую, есть там одна, и повеселимся на славу. Они поподатливей будут. А с этой…

Кончать ее надо.

— Ты чего, с ума сошел?

— С ума не с ума… Груздя не поймешь… Он ведь сам всю сегодняшнюю кашу заварил, а… Глянет порой таким волком, словно мы не ему служим, а Царю Небесному…

— Волк, он волк и есть.

— Погоди, не сбивай… Есть у него подружка в том детдоме… А ну как эта ей расскажет, та — Груздю? А он на нас и вызверится… Не пойму я его: гребет все под себя без жалости, а девок или там детей — жалеет…