Петр Катериничев - Беглый огонь

— Занятно. Весьма занятно, — резюмировал он. Постом осторожно покосился на пистолет:

— Вам это больше не нужно?

Я продолжал сидеть отрешенно и неподвижно, словно каменный болванчик у ограбленного кургана былого владыки.

Старик осторожно вынул пистолет из моей руки и уверенным шагом направился к стене, у которой валялся в беспамятстве верзила по имени Геша. Полюбовался лежачим, констатировал: «Дышит», обтер рукоять пистолета салфеткой, наклонился и аккуратно вложил его парню в правую руку, заботливо подвинув указательный палец на спусковой крючок. Провел рукой по куртке увальня, извлек поношенный китайский «ТТ», проделал весь путь обратно и опустил этот пистолет в безжизненную ладонь вожака.

Потом застыл на мгновение, взгляд его потускнел, будто непрошеные слезы навернулись на блеклые стариковские роговицы, повернулся ко мне, произнес тихо:

— Знаете, Олег… Вся трагедия моей жизни состоит v-том, что я так и не сумел донести до своих воспитанников очень простую истину: жизнь — коротка, искусство — вечно.

Профессор вздохнул, плечи его ссутулились, обмякли; он будто разом превратился в древнего старца; медленно, шаркая ногами по полу, добрел до стойки, отыскал два бокала, посмотрел на свет, чистые ли, плеснул в каждый по более чем щедрой порции водки, вернулся ко мне, протянул:

— Хлебните. Это горько, а потому — лечит.

Стакан я выпростал в три глотка, не почувствовав ни вкуса, ни горечи.

Просто на голову словно надели толстый ватный колпак: окружающее словно сгладилось. Вот только… запах пороховой гари. И — крови.

Бармен показался из-за прилавка: во время стрельбы он лежал ничком. Теперь в лице его не было ни кровинки.

Бедный Юрик оборотился к нему вполкорпуса, вопросил задушевно:

— Испугался, чадушко?

— Я… я…

— Вижу. Испугался. На пол-то сразу залег.

— Ну. Как чутье подсказало…

— А вот это правильно. Потому и не видел ничего. Так?

Бармен шевелил бескровными вялыми губами.

— Так? — Голос у старика оказался неожиданно густым и строгим.

— Именно так, Юрий Владиславович, — тихим дискантом скороговоркой выпалил бармен.

— Вот то-то. Чутью надо верить. — Неожиданно повернулся ко мне, произнес:

— А ведь я в тебе не ошибся. Романтик ты, а сердце воина. — Помолчал, добавил:

— Редкая птица.

Услышав свой псевдоним, я было напрягся, да успокоился. «Редкая птица» — устойчивое выражение с римских еще времен, а профессора в отсутствии образования упрекнуть сложно.

Старик улыбнулся, обнажив безукоризненные искусственные зубы.

— Будь ты волком, и его бы порешил, — он кивнул на бармена, — и меня, и девицу. Знать, не волк ты по сути своей… — процитировал он Мандельштама.

Задумался, произнес тихо, будто про себя, но так, чтобы и я услышал:

— А если не волк, то кто? И почто объявился в нашем тихом омуте? За каким таким рожном-интересом?

Ответить на его вопрос я не успел. Да и не собирался. Вниз влетели бравые парни в пятнистой униформе и в масках.

— Всем на пол! Руки за голову!

Хм… А тут всех-то осталось…

Ну а дальше — как в песне: «супротив милиции он ничего не смог…» Бравые парни защелкнули на наших запястьях наручники и забросили, как бревна, в омоновский автозак, где, помимо нас, уже томились болезные со скрученными за спиной руками. И похожи были на словленных живодерами бездомных псов. Я кое-как поворотил голову к профессору-каратисту, спросил:

— А что, старче, видать, неспокойствие в городе сегодня началось великое, а? Может, растолкуете, что к чему, как ученый ученому? Неладно что-то в королевстве Датском…

Бедный Юрик вздохнул тяжко:

— Как говаривали наши праотцы, от многия знания — многия печали, и кто умножает познание, умножает скорбь… Старик Конфуций сформулировал куда как точнее: «Утром познав истину, вечером можете умереть».

Губернатору Покровска Илье Ивановичу Купчееву было не по себе. Муторная тоска сосала сердце, и он не мог понять причины.

А вот повод был ясен абсолютно: сообщение о происшествии с банкиром, этим Валерием Эммануиловичем Савчуком, которого спалили в собственной машине, как общипанного куренка в гриле! Да и какой он к ляху банкир, так, разменная подставная пешка, мальчонка на побегушках, но у кого?

Купчеев только-только успел разыграть с пацанчиком красивый дебют, как того не стало. Некие люди спланировали великолепную операцию, подставив его, губернатора, под непонятную разборку. Он приказал вести «мерседес», с него и спрос. Когда и от кого придет, как это теперь называют, предъява?