Петр Катериничев - Беглый огонь

— Счастливый… — услышал я голос.

— Что?

— Счастливый, — повторила девушка. — Ты улыбался во сне. Что тебе снилось?

— Я летал.

— Ну надо же! А ты, случаем, не шировой?

— Нет.

— Везет. Полетать во сне, и потом — никакого кумара.

— Сколько я проспал?

— Недолго.

— Час?

— Нет. Я успела выкурить сигарету. Или две.

Девушка куталась в ту же шубку.

— Тебе не жарко?

— Теперь нет. Знобит.

— Эфедрон?

Она кивнула.

Память заработала, послушно выдавая на «корочку» информацию. Эфедрон.

«Наркотик любви». Раскрепощает, снимает моральные запреты и делает горячечную плоть «венцом творения». Применяется богемной молодежью и сочувствующими гражданами при организации группешников и прочих оргий. Дамам дает почувствовать не столько силу своей притягательности, сколько возможность ощутить нескончаемый «кошачий» оргазм, бурный и продолжительный. Втемную популяризируется видными сексуальными газетенками, кои только вскользь говорят о последствиях: привыкание идет дольше, чем к тяжелым, жестким наркотикам, но с той же неотвратимостью; главное последствие, помимо кумара, пожизненная тяжелейшая депрессия, кончающаяся суицидом. Сиречь самоубийством. Такие дела.

— Девчонки ширялись тем же?

— Они помешали. Эфедрон, кокаин…

— Странная смесь.

Она пожала плечами:

— Кому что нравится.

— И шампусиком отполировались?

— Самую малость.

— И все?

— И все.

— А героин?

— Я не пробовала. Ребята им догонялись. Я правда не пробовала.

— А эфедрон часто практикуешь?

— Твое какое дело?! Ты еще спроси, часто ли ноги раздвигаю! А что в этой нищей провинции еще делать? Я пожал плечами:

— Любить.

Таня сникла:

— Некого.

— Так уж и некого? Хороших парней нет?

— Хорошие есть. Только через пять-семь годочков эти «хорошие» превратятся в обрюзгших алконавтов. Так что я уж свой век бабочкой доживу, — Таня усмехнулась, но очень невесело, — если не свернут шею раньше. — Посмотрела на меня:

— Можно я выпью?

— Конечно.

Отработанным движением она отвернула пробку с бутылки виски, покопалась в бардачке, извлекла стаканчик. Налила до краев, выпила залпом, налила второй и так же быстро опустошила. Закурила сигарету и откинулась на сиденье.

Я взял бутылку и последовал ее примеру, правда, пил прямо из горлышка.

— Кто эти ребята? — спросил я.

— Какие ребята? — не сразу отозвалась девушка: алкоголь подействовал на нее мгновенно, она разом обмякла, а лицо стало жалким и потерянным.

— Хозяева машины.

— Дошло наконец?

— Что именно?

— Ты думаешь, укокошил мелких сопляков, бандитов?

— А они были крутые мафиози?

— Дурак. — Она быстро налила себе еще стаканчик, выпила содержимое. — Просто мне теперь некуда возвращаться. И Ларе с Машкой тоже. По твоей милости. — Девушка вздохнула. — Ты укокошил сына председателя Кленовского горсовета, понял?

Чего ж тут не понять? При хорошей постановке потянет на теракт. Так что сообщение меня не обрадовало. Но и огорчило не слишком. Все это то ли будет, то ли нет. Где я и где будущее? То-то. Да и что это добавит к моим грехам?

— Начальственный сынок — это блондин?

— Да.

— А дружки?

— Они к районной «золотой молодежи» не относятся. Так, шушера.

— И велик ли город этот Кленовск?

— Велик или мал, а нас с девками теперь возьмут в оборот.

— Бандиты?

— И бандиты, и менты… Не вижу я в наше обормотное время между ними особой разницы.

— А вот это напрасно.

— Ты лучше скажи, странник, что нам теперь делать?

— Уехать.

— Куда?!

— Мир велик.

— Велик… велик… — Таня уронила голову на руки и залилась слезами. — Он-то велик, да кому нужны три девки-недоучки в этом великом мире? Это для тебя, может, мир и велик, а для нас он — как барак за забором. С колючкой и вышками по углам.

— А по шубейкам этого не скажешь.

— Фантики. Обертки для конфеток. К тому же — жалкая греческая дешевка.

— Но мех-то настоящий?

— Угу. Только что мы, пумы, чтобы жить теперь в этом меху да в зимнем лесу?

Поскольку вопрос был риторический, то, вместо ответа, я приложился к матерой квадратной бутылке и отхлебнул изрядный глоток доброго шотландского виски. Ибо ничего утешительного барышням пообещать не могу: если с ними заберут, то со мной — точно не отпустят. Да и… Все мы несем ответственность за собственную жизнь с младых ногтей, и в один прекрасный понедельник начать новую еще никому не удалось. Я не фаталист, но лучшее, что могу сделать, — это вернуть барышень на круги своя или, по желанию, вытащить их из опостылевшего Кленовска и опустить на материк, именуемый «земля». А дальше — вольному воля. Вот только…