Петр Катериничев - Время барса

— Успокойся, девочка. Ты все сделала правильно. Никто не смог бы сделать лучше, ни Гончий, ни я, ни Барс. Никто не смог бы лучше. — Маэстро замолчал, сосредоточенно глядя на дорогу. — Ну а теперь… ответь мне на вопрос: почему вы живы?

— Кто? — одними губами спросила девушка, снова почувствовав, как мороз; ледяной волной прошел по коже.

— Ты и Гончий.

— Олег… Он тоже первое время опасался. Потом решил: мы никому не опасны и никому не нужны.

Маэстро молчал, сосредоточенно глядя на дорогу. Так прошло несколько минут, пока он, наконец, не разлепил плотно сведенные губы:

— Не понимаю. Лиру почему-то было выгодно уничтожение нескольких центнеров героина; но зачем он оставил в живых вас?

— Гончаров как-то сказал: «Система такова, что ни с того ни с сего никого не списывает».

— Это так. Но я спросил не почему вас оставили в живых, а зачем. Да и… вряд ли Лир теперь является частью системы.

— Мне кажется, на волка-одиночку он тем более не похож, — хмыкнула девушка.

— Ты права. А что Гончий? Он не задавался этими вопросами?

— Может, и задавался, но со мной не обсуждал. Наверное, берег.

— И Лир берег. Для чего-то… — Маэстро смотрел невидящим взглядом на дорогу, потом свернул на грунтовку.

— Мы далеко? — спросила Аля.

— К морю; сядем на бережок, свесим нижние клешни, и ты мне поведаешь не торопясь, что с тобой приключилось.

— Погоди, Влад. Лучше уехать подальше, и тогда…

— Нет, это ты погоди. Если сей мешок соткал все-таки Лир, то выбраться из него можно только разглядев всю картинку.

— А вдруг окажется, что наше положение безвыходно? — Безвыходных положений не бывает. Ибо выход всегда там же, где и вход.

Через четверть часа они уже сидели на прибрежном обрыве. Вокруг было абсолютно пустынно. Маэстро свернул на целину, джип какое-то время мчался в облаке мутной жаркой пыли и теперь стоял в десятке метров, горячий, как запаленный скакун. Сухое, выжженное солнцем пространство вокруг просматривалось на километры. Море внизу тихо и безучастно переливалось под выцветшим от жары небом и где-то в дальней дали превращалось в четкую и рельефную темно-синюю линию далекого горизонта. Там, на рейде, застыл длинный сухогруз. Сейчас он дождется своего часа, выйдет за акваторию невидимого отсюда порта и несколько месяцев будет зависим только от стихий, но не от людей.

Аля тряхнула головой, прикрыла лицо ладонями, стараясь настроиться на разговор, но произнесла помимо воли:

— Маэстро… почему люди не хотят просто быть счастливыми?

— Они хотят. Но не знают как.

— Ты тоже не знаешь?

— Тоже.

— Мне кажется, люди просто боятся понять, что такое счастье, чтобы не потерять его. Ведь жалеть об утерянном куда как горше, чем о том, чего никогда не было.

Девушка бросила скорый взгляд на Маэстро; тот продолжал сидеть, сосредоточенно вглядываясь в далекую синеву. У него был вид смертельно уставшего человека, и Аля устыдилась: как ни странно, с появлением Маэстро она почувствовала и холодную, как осенняя рябь на воде, тревогу, но больше — успокоение. Теперь появился мужчина, незаурядный мужчина, готовый взять на себя ее проблемы, и она позволила себе расслабиться совершенно. Стоит ли забивать ему голову всякой ерундой, ведь ему, наверное, совсем не сладко сейчас — вынырнуть из спасительного беспамятства снова в войну? Выругала себя за глупость и бесчувственность, произнесла тихо:

— Извини.

Маэстро только пожал плечами. Аля же собрала все свое мужество, чтобы вновь пережить происшедшее за последние сутки… Закурила, закашлялась, смахнула навернувшиеся от неловкой затяжки слезы и начала рассказывать. Маэстро слушал внимательно, не перебивая. Только несколько раз бросал на девушку быстрый взгляд, словно видел ее впервые.

— Это все? — спросил он, когда Аля закончила.

— Да.

Маэстро вырвал сухую травинку, пожевал, спросил:

— Кто, по-твоему, убил Ландерса? Аля наморщила лоб:

— Это покажется странным, но… Сначала я была уверена, что Ирка Бетлицкая. Но теперь…

— Ну?

— Может быть, и ее подставили, как меня?

— Подожди, ты же говорила, что выстрел был со сцены.

— Мне так показалось, но… с таким же успехом стрелять могли и из-за кулис, и из зрительного зала — «язык», ну, подиум, как раз делил зал надвое.

— Аля, пожалуйста, подумай.

— А что тут думать? Кто поручит такую акцию, как убийство авторитета и депутата, шестнадцатилетней пацанке? Это же глупо!