Михаил Зайцев - Час тигра

– Стоп! Как?! В тельнике на мороз?

– Не прибедняйся, Ступин. И не перебивай. Сумеешь удрать. И кроме «кукол», постарайся никого более особо не калечить. Заметь: я сказал «особо». Все должно быть достоверно. Застрахуемся – пусть болтуны в камере обеспечат новость для тюремной почты: крутой мэн замочил ментов и сдернул из обезьянника. Можешь обзываться в камере Бультерьером.

– Не стоит, это уже перебор. Кстати, а где мы находимся? В Твери?

– В райцентре. Можешь мне объяснить, почему этот городишко все подряд называют не иначе, как «райцентр»?

– Сам всю дорогу удивляюсь... Итак, я сдернул с кичи, добрался до Москвы. Нахожу Акулова, свищу ему: дескать, давненько за тобой слежу с того света, за тобой, мол, должок со старых времен остался, ситуация, говорю, у меня пиковая, гони, говорю, бабки... Да?

– Придумаешь, что сказать. Главное – дай себя уговорить тряхнуть стариной и поучаствовать в боях.

– Слушаюсь, гражданин начальник. Последний вопрос, пустяковый. Мне поручается отловить для вашей милости товарища Баранова, я правильно понимаю?

Кореец взглянул на меня пристально, прищурив и без того узкие глаза.

– Ошибаешься, Семен Андреевич. Твоя... наша задача закрыть тему «Тора» раз и навсегда. Помнишь кино про Штирлица? Помнишь поговорку папаши Мюллера:

«Что знают трое, то знает свинья»? Пьяная эпоха Ельцина оставила нам в наследство структуры с течью из всех щелей. Удержать в секрете формулу эликсира на сегодняшний день проблематично, а делить секреты опасно. Я рискую, Ступин. Я сделал на тебя ставку. Лишь на тебя одного. Запоминай номер моей мобилы и отправляйся в камеру. Отзвонишь, когда Баранов испустит дух. Запоминай: семьсот...

– Погоди! Ты забыл представиться. Как тебя называть?

– Зови меня Кореец... Да! Чуть не забыл сказать самое важное. Если тебя... Если с тобой что-нибудь случится, то...

– Говори прямо: если я погибну.

– Если ты погибнешь, то я позабочусь о твоей женщине.

– Спасибо.

– Я слов на ветер не бросаю. Я обещаю о ней позаботиться.

– Большое спасибо. Погибать, зная, что в тылу все нормально, наверное, проще... Так какой у тебя телефон?..

В камеру меня вели те двое омоновцев, которых Кореец разрешил «мочить». Здоровые парни по метр девяносто и в каждом килограммов за двести живого жирного веса на двоих. Один несет на пузе автомат, другой толкает меня в спину резиновой дубинкой. И оба матерят задержанного почем зря. Пока мы топали до дверей камеры, бойцы «отряда милиции особого назначения» успели рассказать множество пикантных подробностей из интимной жизни моих предков вплоть до десятого колена (как те рыночные азеры, помните?), и тот, что с дубиной, честное слово, вспотел, проверяя, чего гнется лучше – резиновая палка или мой многострадальный позвоночник. Особенно усердствовал парень с гибкой дубиной, когда автоматчик открывал дверь в камеру, а я стоял в позе: «харей в стену, руки до горы, ноги поперек себя шире». Хвала Будде, истязание резиной у стены плача закончились довольно быстро, и, получив прощальный тычок в правую почку, я споткнулся о порог камеры.

Глухо хлопнула дверь за истерзанной спиной, в носу защипало от запаха пота и человеческих испражнений, глаза поморгали и привыкли к приглушенному свету в каменном мешке.

Народу в камере, как сельдей в бочке. Народ разный и по возрасту, и по социальному положению. Жмутся друг к другу оттесненные к параше интеллигенты, тут и там сидят на полу суровые мужики крестьянской наружности, на единственных нарах вольготно расположились блатные. Камера явно не рассчитана на такое количество задержанных. На улице мороз, а здесь душно и жарко, здесь плохо всем, кроме привычных к тюремным реалиям урок.

Особей уголовной породы – две штуки. Парочка уркаганов – живая пародия на дуэт «кукол»-омоновцев. Конвоиры большие и толстые, урки мелкие и дистрофичные. Омоновцы наряжены в камуфляж темно-синих тонов, уголовники разделись до пояса и выставили на всеобщее обозрение бледно-голубую вязь тюремных татуировок. Омоновцы вели себя как хозяева душ и тел задержанных, короли на нарах реально «качали мазу» в среде пленников каменного мешка. Менты-конвоиры были не в чинах, и уркаганы в камере явно не козырной масти.

С нар лениво сполз урка с кривым, когда-то неудачно сломанным носом. Распихивая ногами в клешах мужиков на полу, шаркая ботинками-говнодавами без шнурков, кривоносый подгреб ко мне, новенькому, и гнусаво спросил: