Михаил Зайцев: Час дракона

…Земля была бурого цвета, цвета засохшего ржаного хлеба. С корявого клена, хилого и тонкого, как больной подросток, порыв зябкого осеннего ветра сорвал красно-желтый листок, подбросил его вверх, покрутил в сером, набухающем дождем небе и плавно опустил в грязную, дымящуюся пасть свежевырытой могилы.

Через несколько мгновений суровые, в меру пьяные могильщики опустят тело моего двоюродного брата на почти двухметровую глубину. Свежеструганные доски гроба сомнут, расплющат мертвый кленовый лист.

Но пока гроб еще открыт. Брат лежит чистый и серьезный, в черном парадном костюме.

Я раньше никогда не видел его в костюме, даже на фотографиях. По-моему, брат не любил пиджаков. Обычно он ходил в свободного покроя пуловерах, зимой в свитерах, летом в рубашках. Хотя при его работе, в общем-то, полагалось ходить именно в таких строгих темных костюмах. А может быть, это совсем не обязательно? Не знаю. О жизни средней руки клерков, чиновников городского хозяйства, я привык судить по фильмам 70 – 80-х годов. Чем вообще конкретно занимался мой брат? Даже этого толком не знаю.

Кажется, он отвечал в этом маленьком заштатном городишке то ли за водопровод, то ли за газ. Во всяком случае, о чем-то подобном говорил в прощальном слове толстый, синюшно выбритый пожилой господин – мэр города или один из его замов. Я так и не понял, кто есть кто в скорбной стайке ответственных работников, исправно пришедших сказать последнее «прости» своему безвременно ушедшему коллеге.

– У него было больное, но доброе сердце… он себя не жалел, весь отдавался работе… даже семьи не завел к сорока годам… первыми уходят лучшие…

И т. д. и т. п.

Все, пора прощаться. Сейчас крышку гроба забьют блестящими новенькими гвоздями, и я больше никогда не увижу Федора Храмова, сгоревшего в борьбе за горячую воду в зимний период. Или за бесперебойную подачу газа в квартиры граждан? Вот черт! Надо же, заклинило в такую минуту. Газ или водопровод? Не помню, хоть режь меня!

– ТЕЛЕФОН, ИДИОТ! – Брат сел в гробу и посмотрел на меня с нескрываемой укоризной. – Телефон! Я отвечал за телефонизацию, болван!

…Телефон звонил, отчаянно надрываясь как минимум минут пять. Я вскочил с постели. В глазах еще стоял, точнее, сидел усопший родственник. Я несколько раз сильно тряхнул взлохмаченной головой, прогоняя сон, и наконец соизволил снять трубку с беснующегося аппарата.

– Алло, Ступин, это я, Коля Малышев! Сема, ты где был? Я тебе все утро звоню, сейчас уже полдвенадцатого, а ровно в три часа…

– Слушай, Коль, ты, часом, не забыл, что я ездил хоронить брата?

– Ну…

– Баранки гну! Прилетел сегодня в пять утра, домой добрался к семи. Спать лег в полдевятого. Дурак, что вообще не отключил этот долбаный телефонный аппарат! Я же вам говорил, засранцам: оттуда до Москвы добраться – легче на Северный полюс слетать. Объяснил на пальцах, блин: вдень приезда меня лучше не трогать, а ты…

– Ну извини, но только…

– А ты меня не перебивай. Раз уж дозвонился, то дослушай по крайней мере, что я о тебе думаю! Ты, Коля…

– Я – сволочь, гад, змей подколодный, пряник лысый, свинья волосатая, жертва аборта и кандидат в спидоносы. Доволен? Теперь – ты меня не перебивай. Все я про твои напряги помню и, кабы не экстраординарные обстоятельства, хрен бы стал звонить. Но, Семушка, покуда тебя два дня не было, тут случился маленький ай-яй-яй. Слушай внимательно и вникай. Вчера на нас основательно наехал некто Скелет…

– Подожди, а как же Матрос со своими пацанами?

– Я просил не перебивать. Буквально в день твоего отъезда, ближе к вечеру, к помещению, арендованному охранной фирмой «Питон», подъехал автобус с двумя десятками бравых омоновцев. По утверждению очевидцев, руководитель вышеупомянутой фирмы Матросов Сергей Иваныч, он же Серега Матрос, неоднократно привлекавшийся, но ни разу не отбывавший, через три часа покинул свой офис с печалью на лице и стальными браслетами на запястьях – и сел-таки наконец, для начала, в омоновский автобус. Следом за ним, уже в другой автобус, втиснулась вся матросовская бригада. Все тридцать шесть хорошо тебе известных бритоголовых головорезов.

– Красиво излагаешь.

– У тебя научился. Слушай дальше. Весь следующий день мы только тем и занимались, что рвали на себе волосы. Особенно тяжело пришлось Мишке Коробову. И не столько потому, что он лыс, как бильярдный шар, а потому, что в утро злополучного для «Питона» дня Мишутка лично передал господину Матросу причитавшуюся трехмесячную дань за якобы охрану нашего краснознаменного спортивно-оздоровительного клуба восточных единоборств «Дао»…