Ричард Сэпир - Старомодная война

— Чиун, — сказал Ремо, — много людей погибает от несчастных случаев, и почти все люди рождаются с проблемами, так что пойдём.

— Это совсем не то, что несчастный случай. Это события, которые могут выйти из-под контроля.

— Чиун, может быть, ты скажешь мне, в чём дело?

— Читай наши истории.

— Я обязательно прочту истории. Пойдём.

— Ты обещаешь мне ещё одну вещь, прежде чем мы выйдем отсюда?

— В чём дело?

— Армейские. Я ненавижу армейских.

— Ты любишь домик во Флора дель Мар.

— Должно же мне нравиться что-то, способное вывести нас из этого подавленного состояния, — сказал Чиун.

— Это замечательный курорт. Пойдём.

— Армия, — продолжал Чиун, — отбивает хлеб у наёмников. Армия…

— Я знаю, Маленький Отец. Я читал истории синанджу, — сказал Ремо и повторил, что армии терроризируют население, приводят к нестабильности, уменьшают богатство нации и, самое худшее, подают монархам идею, что можно обходиться без наёмников. Монарх часто думает, что если у него есть сотни тысяч убийц, довольствующихся ничтожными подачками, то зачем ему один наёмник, которому нужно отдать целое состояние? В истории синанджу было много примеров, когда Мастер должен был демонстрировать монарху беспомощность его армии, прежде чем тот решится нанять его.

И когда они во взятой напрокат машине поехали к Национальному парку, Чиун повторял приёмы, которые в точности подтверждали его мысли, а в заключение он попытался высказать своё мнение относительно дани, но Ремо прервал Чиуна, горячо обличающего воровство, и перевёл разговор па другое.

— Мы никогда не найдём наши сокровища, если ты будешь всё время отвлекаться и мы не выполним это задание.

— Я должен обдумать, что я смогу для этого сделать, — сказал Чиун.

— Хорошо. Дай мне знать, чем я могу помочь.

— Ты никогда не помогаешь.

— Что это ты говоришь?

— Я напоминаю тебе, — сказал Чиун, удовлетворённо кивая.

Вход в Национальный парк был перекрыт военной полицией. Никого не пропускали. Гражданские должны были останавливаться на дороге.

— Все гражданские лица должны быть эвакуированы на безопасное расстояние, сэр, — сказал полицейский. Его белый шлем сверкал на солнце, его сабля блестела в ножнах, его ботинки были безупречны.

— Благодарю вас, — сказал Ремо, проскальзывая мимо полицейского. Он был одет в обычную тёмную рубашку и серые слаксы. Чиун был в своём дорожном сером кимоно, отказавшись сменить его на чёрное кимоно с красным поясом — символом Мастера синанджу. В нём можно было только выполнять работу. Он не думал, что армейских можно было рассматривать в качестве объекта работы.

Полицейский снова заговорил:

— Гражданские не должны находиться в опасной зоне.

Ремо ухватился за его медную форменную пуговицу двумя пальцами и потащил к стоящему рядом «джипу». Другой полицейский бросился к нему на помощь, на ходу вытаскивая саблю. Чиун встал у него на дороге и, протянув руку, нажал на нервные окончания на шее, убеждая при этом, что пропустить их обоих в зону боевых действий будет в его же интересах.

Так они прошли мили и мили пушек, танков, самоходок, причём Чиун постоянно ворчал.

— Когда я думаю о биллионах, которые твоя страна потратила на армию (ведь каждый танк стоит много миллионов, каждое орудие стоит не менее пяти тысяч долларов), я ужасаюсь при мысли, что у синанджу было взято четыре сотни биллионов долларов.

— И куда они делись? Лежат здесь?

— Сокровища — живая вещь. Они могут перемещаться в пространстве.

— Они здесь? — спросил Ремо, но Чиун проигнорировал ответ как глупый и оскорбительный. Конечно, он мог сказать, что планировал направить сокровища на строительство большого здания, символизирующего величие синанджу как освободителей мира. Но Ремо знал, что каждый Мастер за последние двадцать пять столетий планировал сделать это и ни одному это не удалось. Так что Чиун не желал спорить с Ремо на эту тему, он выбрал молчание.

Когда они пересекали периметр армейского лагеря, он продолжал тяжело вздыхать.

Утренняя атака была отменена, и некоторые из молодых добровольцев сокрушались, что у них, возможно, никогда больше не будет шанса доказать свою доблесть в сражении.

— Армейские, — фыркнул Чиун. — Солдаты.

— Я был моряком, — заметил Ремо.

— И именно поэтому мне пришлось потратить так много времени, чтобы избавить тебя от дурных привычек. Ты считаешь, что стойко переносить страдания — это добродетель, но при этом ты глупо игнорируешь мудрость, которую сообщает тебе твоё тело.