Александр Звягинцев - Сармат. Смерть поправший

Убедившись, что черная «Волга» больше не маячит позади, свернул с переулка во двор неприметного обшарпанного дома. Поставив машину в тени кустов, проходными дворами он вышел на улицу Грановского, к облицованному гранитными плитами угрюмому зданию с множеством мемориальных барельефов по фронтону.

— Вы к кому на ночь глядя? — преградил ему путь незнакомый дежурный милиционер в подъезде дома.

— К академику Савелову, — махнул он красной книжицей перед его глазами. — Академик ждет!

На его звонок массивную, обитую кожей дверь открыл одетый в стеганый домашний халат полный старик со склеротическими жилками на фиолетовом носу и с прядями седых волос на мощном черепе.

— Вадька! — радостно воскликнул он. — Вот так уважил родителя!

— Мама спит? — спросил Савелов, снимая в прихожей плащ.

— Говорит, на дачу поеду, гладиолусы, мол, к зиме готовить. Сдались они ей, эти гладиолусы!.. К адмиральше Кашехлебовой укатила на всю ночь наша Дора Донатовна. Будет с артистами и торгашами-аферистами до утра в преферанс резаться!

Увидев на парадном мундире сына звезду Героя, старик растянул в насмешливой улыбке губы.

— А ну-ка, покажись отцу, покажись, сынку... Первый раз тебя в форме вижу. Ба, який ты гарный, сынку!.. Жалкую, однако, что по презренному жандармскому ведомству лыцарь, — съехидничал он.

— Твой любимый Тургенев по тому же «презренному ведомству» числился, — напомнил уязвленный сын. — Поэт Волошин и художник Рерих-старший, говорят, тоже по нему отметились...

— Чушь собачья, — возмущенно хлопнул руками по бедрам старик. — Бредни русофобов и некрофилов, и ты, мой сын, туда же!..

— Пошутил, папа!

— Шутки у вас, товарищ Герой Советского Союза! — сердито ткнул тот сына в спину. — Не стой пнем, а проходи в кабинет. «Гертруду» мою в честь твоего прибытия позволь великодушно не надевать — от двух Героев в глазах рябить будет.

— Изволь, — улыбнулся сын.

Старинной резной работы шкафы в огромном кабинете академика Савелова были заполнены старинными фолиантами в кожаных переплетах и книгами по всем отраслям знаний. Задрапированные китайским шелком стены украшали средневековые пейзажи в дорогих рамах, портреты знаменитых ученых и государственных деятелей всех времен и народов. В просветах между картинами умещалась обширная коллекция боевых щитов и холодного оружия: от кривых турецких ятаганов до тяжелых мечей крестоносцев. Но центром и украшением кабинета все же был оправленный в кованую бронзу камин.

Савелов устало опустился на лежащую перед камином шкуру снежного барса и сразу погрузился в зыбкое и тревожное забытье. Сполохи от жаркого огня в камине тревожными бликами высветили его осунувшееся за эти два дня лицо.

— Что будем пить, сынку? — появляясь с подносом, уставленным бутылками и графинчиками, спросил отец.

— Я пас, папа, — через пару часов за баранку, — сбрасывая сонливость, ответил тот.

— Жизнь у академика Савелова: выпить и то не с кем! — проворчал старик. — Куда тебя несет на этот раз, если не секрет?

— В Крым, но это — секрет.

— Когда обратно ждать?

— Лет через пять-десять.

— Шутишь над родителем, сынку?

— Нет, папа. Из Крыма я прямиком в Германию, в город славный Мюнхен. Заехал сказать тебе с мамой последнее прости.

— А ты нас с Дорой Донатовной раньше времени не хорони, не хорони! — сверкнул глазами старик. — Прощать нам тебя не за что — ты всегда был хорошим сыном, не то что я, охламон, по отношению к твоему деду. Сноха с внуком сразу отбывают с тобой или потом?

— У тебя, папа, больше нет снохи и внука, — отвел глаза в сторону сын.

Савелов-отец задрожавшей рукой опрокинул на пол лафитник с водкой.

— На машине разбились, на самолете? Ну-у?.. Ну, не тяни, пощади меня, старого!..

— Они, слава богу, живы-здоровы. Просто мы разошлись с Маргошей, папа.

— Просто, видите ли, они разошлись!.. С женами расходятся, а с сыновьями — такого не бывает! — выкрикнул старик и с силой стукнул лафитником по столу. — Что значит, у меня больше нет внука?

— Только то, что отец Платона, родной его отец, — не я...

— Ха-ха!.. Не ты отец Платошки, окстись!

— Не будем об этом, папа!

— Вот как!.. Приперся в полночь-заполночь, оглоушил отца и «не будем об этом»! — разозлился тот и снова приложился к лафитнику. — Совесть-то у тебя есть, сын?

— Пока есть, но обсуждать эту тему не хочется, не обижайся...

— "...Какая скучная забота пусканье мыльных пузырей!" — насмешливо процитировал старик своего любимого Гумилева.