Александр Звягинцев - Сармат. Смерть поправший

— Не ты, папа... Невежество наше вечное их породило.

Савелов-старший усмехнулся и потянулся к графину с водкой.

— Хватит, папа! — попытался остановить его сын.

Тот отмахнулся с пьяной обидой:

— Думаешь, полоумный у тебя родитель?

— Не думаю. Своего отца я знаю...

— А я, представь, всегда подозревал в себе коктейль: из этакого паяца Смердякова с Ванькой Каином. Ха-ха-ха!

— Зачем ты так, папа?

— Кстати, по моему наблюдению, сей коктейль присутствует у многих теоретиков научного коммунизма, а что уж говорить об их деточках, этих «с горящей веселостью глаз». А в себе ты такой пакостной смеси не замечал, сынку?

— Не время об этом, папа...

— А другого времени у нас может не быть, Вадька. Смекаю, что ты по прошлой весне в Афганистан напросился, чтобы сжечь там свои наследные комплексы, а?

— Возможно, — смутился сын.

— Я так и подумал, когда твоя мамаша Дора Донатовна расписала мне в красках подробности твоего вояжа на Гималаи!

— На Гиндукуш.

— Один хрен! — отмахнулся отец. — Прошел, сынку, там «чистилище»?..

— Пожалуй, да...

— Значит, могу быть за тебя спокойным — ты с обрыва не прыгнешь?

— С обрыва?

— Мы-то, марксисты, давно уже всех в свинячье стадо сбили, а эти, «с горящей веселостью глаз», ныне стадо к обрыву кнутом гонят — прыгайте, мать вашу, прыгайте!.. Аз воздам!.. Прыгнут, куда денутся...

А они-то, попомни: на берегу останутся, и «с горящей веселостью глаз» деточек себе нарожают. И все пойдет по новому кругу... Грустно, сын!..

— Грустно, папа...

— Грустно. И не потому, что жизнь прошла в доказывании, что дважды два — восемь, не в том дело. Оскотинил нас Вселенский Хам дальше некуда. И мы, грешные, и деточки мои «с горящей веселостью глаз» не скоро еще облик человеческий примем.

— Мне кажется, что дела не так уж плохи, папа... В конце концов, мы страна поголовной грамотности, у нас мощная наука, древняя культура. Наша интеллигенция не даст...

— Даст! Эта грязная шлюха кому угодно даст! — стукнул кулаком по столу отец. — Ленин когда еще подметил, что русская интеллигенция — говно! Интеллигенция, она столетиями из всех сословий прорастает. Без сеятеля, сама, как редкостная ковыль-трава. Ее и так крохи на Руси были, а к тридцать седьмому под корень эти крохи выкосили, чтоб они, не дай бог, непредсказуемо в народе не проросли. А о той, о которой ты толкуешь, рабоче-крестьянской, то она... Сурепка она скороспелая в поле ржи. Сорняк зловредный. Вчера в ЧК друг на дружку стучали, потом в КПСС наперегонки перли, а нынче, глянь-ка — кульбит без разбегу и доллару осанну хором выводят. А чтоб люди добрые не унюхали, как смердят оне, так про «общечеловеческие ценности» туману подпустили.

— Что в них плохого?

— А-а! — отмахнулся старик. — Под кисло-сладким соусом все тот же «Интернационал» бесовский... Вчера мы его штыками да тюрьмами навязывали, сегодня — этими самыми «ценностями». А смысл, сынку, все тот же — не дать русскому человеку с коленей подняться и начать своим умом жить. Знаешь, почему у нас с социализмом пшик вышел? — спросил он свистящим шепотом.

— Хотелось бы услышать от академика Савелова.

— Рецепт социализма наша интеллигенция списала у Европы, списать-то списала, а съедобного блюда по нему сварганить не сумела. Уж как старалась, а все отдает кислыми щами. У той старой, разночинной, интеллигенции и твоей, рабоче-крестьянской, один родовой признак имеется: как вглядится она в лик России, так от него, аки черт от ладана. Боится она ее лика и духом ее животворящим брезгует. Светом в окошке для нас со времен царя Петра был немецкий бюргер, потом французский буржуа, а теперь вот американский ковбой, у которого «кольт» и одна извилина напополам с лошадью.

— Суров ты, папа! — улыбнулся сын.

— А ты посмотри, Вадька, с какой прытью нынешние борцы за права человека внушают русским комплекс неполноценности и вселенской вины, как обливают помоями их историю?.. Она, видите ли, у русских кровью писана. А у Европы и Америки медом, что ли?.. История кровь нашу славянскую густо разбавила половецкой да угро-финской, а наши интеллигенты от такого родства в ужасе вопиют: чур нас, чур! Ах, мы непредсказуемые, ах, морды у нас косоротые и какие-то неумытые!.. Царь Петр, дабы облагородить неумытых, косоротых, как прочитал прожженного циника Макиавелли, так сразу поперся к прощелыге Лейбницу. Научи, мол, старый плут, как нам твой немецкий «орднунг» обрести. Обрели «орднунг», да за два века он интеллигенции приелся, и она от него, спьяну, видать, в ноги к еврейскому лавочнику Марксу бухнулась. Научи, мол, бородатый, как нам твой кибуц в наших снегах сотворить. А теперь вот от его кибуца к «мировому правительству» на карачках ползем. Причешите, мол, хоть вы нас, нечесаных. А уж оно причешет!.. Дай бог, миллионов двадцать косоротого народонаселения для самых черных работ оставит. Все, сынку, к тому идет...