Сергей Зверев - Полундра

В конце мая в Мурманске вовсе нет ночей. Солнце, сделав дневной круг по небу, ночью лишь приближается к линии горизонта, вовсе и не думая скрываться за ней, продолжая всю ночь озарять землю призрачным, негреющим, безжизненным светом. Так что человеку, который почти не смотрит на часы и которому не надо спешить на работу, иногда бывает мучительно трудно определить, какое же теперь время суток: день или ночь. На Севере сделать это тем более трудно, что низкие свинцовые тучи большую часть времени закрывают небо от горизонта до горизонта, и невозможно понять, где именно находится солнце.

Надо сказать, что праздношатающихся людей в Мурманске не так уж мало — это сошедшие для отдыха на берег матросы гражданских или военных судов. Специально к услугам находящихся в увольнении на берег мореманов в городе имеется множество круглосуточно работающих кафе.

В одном из таких никогда не закрывающихся заведений, расположенном неподалеку от гражданского порта напротив здания морского вокзала, сидели в неопределенный час суток двое мужчин. По загорелым, обветренным лицам в них без труда можно было узнать моряков, а строгая выправка, крепость и физическая мощь их тел заставляли предполагать в них морских спецназовцев, несмотря на самую обычную штатскую одежду. Столик, за которым они сидели, был накрыт скупо, но со знанием дела: помимо непременной копченой камбалы, вяленой трески, колбасы и стопки нарезанного мелкими ломтиками черного хлеба, там стояло несколько бутылок коньяка с красивыми заграничными наклейками и две небольшие изящные рюмки.

— Ну что, Полундра, за морской спецназ? — сказал один из них, тренированным жестом разливая по рюмкам багрово-красный напиток. — Хотя нас с тобой оттуда подчистую уволили…

— Спецназ и на гражданке спецназ! — сурово возразил Полундра, лицо которого багровело от выпитого коньяка и смугло поблескивало от пота. — Так нас отец-командир научил, так оно и есть.

Первый, в котором можно было без труда узнать мичмана Витю Пирютина, не стал с ним спорить, но ловким движением выпил коньяк и стал жевать кусок лежавшей перед ним копченой колбасы.

— Да уж, лихо нас, — хмуро констатировал мичман. — В один момент, что называется… Были военные моряки, а проснулись на другой день служителями селедочного флота. И сами заметить не успели, как это случилось.

— Спецназ везде спецназ, — упрямо повторил Полундра, выпивая свою рюмку. — Я на селедочном флоте никогда не служил и служить не буду!

— Как знать, — скептически заметил Пирютин. — Еще неизвестно, что именно наш командир для нас с тобой придумал.

— Наш командир нас в беде не бросит, — упрямо сказал Полундра. — Если с кем-нибудь из нас что случится, в лепешку расшибется, а выручит…

— Посмотрим, — без особого энтузиазма заметил мичман. — Кстати, в нашем городке ты уж сколько не был?

— Много, — хмуро отозвался Полундра. — Считай, скоро два месяца здесь ошиваюсь: от тех подъемных, что мне командир выдал, рожки да ножки остались…

— Понятно, — кивнул Пирютин. — Ты последнюю новость из нашего городка знаешь?

— Что?

— Наше гидрографическое судно уже перекрашивают…

— Да?.. — с непонятной для самого себя тревогой уставился на своего друга Полундра.

— А то как же! — горько усмехнулся мичман. — Андреевский флаг сняли, прежнее название закрасили… По документам это теперь прогулочная яхта, представляешь? Принадлежит какому-то дайвинг—клубу в нашем городке. И переведено в гражданскую часть порта. Лихо?

— А то! — с мрачным видом согласился Полундра — Двух месяцев не прошло… Быстро дела делают, когда хотят!

Пирютин кивнул. Оба они налили себе еще по одной. Выпили молча. Степенно закусывали разложенной на тарелках снедью.

— Ты как, Полундра, здесь не скучаешь? — снова возобновил разговор мичман. — Не надоело в чужом городе болтаться?..

— Тебе вот много лучше в родном-то? — сердито отозвался старлей. И видя, что тот неопределенно пожал плечами, продолжал: — Ну не могу я!.. Все как в кошмарном сне совпало: и судно, и Наташка… Все разом!

— Больше не виделся с ней после ресторана?

— Только один раз, — с хмурым видом отвечал Полундра. — И с тех пор знать меня не хочет: говорит, я обещала этому…

— Да, старлей, мало ты ему костей переломал, — сочувствующе кивнул Пирютин. — Надо было совсем его убрать. Грех на душу брать, конечно, не хочется, но одной мразью на белом свете меньше бы стало… А здесь-то ты чем занимаешься?