Впервые в голосе Траутмэна открыто прозвучала гордость.
– Этого не будет.
– Но если да, если это все же случится, то не вам отвечать за то, что людей направили в неверном направлении. Отвечать мне. Я должен рассмотреть это дело со всех сторон. Мы же сейчас рассуждаем теоретически. Реальных фактов у нас нет.
– Тогда позвольте мне отдать приказ, – сказал Тисл, и ему показалось, будто грузовик свалился с трехфутовой высоты: сердце сжала еще более сильная боль. Стараясь не поддаваться ей, он продолжал: – Если приказ окажется неправильным, я с радостью за него отвечу. – Он весь напрягся, затаив дыхание.
– О Господи, вам плохо? – спросил Траутмэн. – Ложитесь скорее.
Тисл жестом его отстранил. Вдруг радист сказал:
– Передают сообщение.
– Ложитесь, – настаивал Траутмэн, – или я вас заставлю.
– Оставьте меня в покое! Слушайте!
– Говорит командир национальной гвардии номер тридцать пять. Я не понимаю. Возможно, нас так много, что у собак испортился нюх. Они хотят вести нас в холмы, а не к дороге.
– Нет, у собак ничего не испортилось, – зло проговорил Тисл. – Но мы уже потеряли слишком много времени, пока вы раздумывали. Может быть, сейчас наконец отдадите этот приказ?
Когда Рэмбо поднимался по склону к руднику, пуля ударила в скалу в нескольких ярдах слева от него. Глядя на вход в рудник, он прибавил скорость, закрывая лицо от осколков камня, которые выбили еще две выпущенные в него пули. Это было уже у самого входа. Углубившись в туннель, вне досягаемости пуль, он остановился, и привалился к стене, переводя дыхание. Не удалось оторваться от них. Помешала боль в ребрах. Теперь солдаты национальной гвардии всего в полумиле от него. Они так увлечены охотой, что стреляют, не имея четкой цели. Резервисты, солдаты по уик-эндам. Обученные, но не набравшиеся опыта, так что дисциплина у них плохая, и от волнения они могут отмочить все, что угодно. Полезут в туннель толпой, выпустят сюда сотни пуль. Он правильно сделал, что вернулся. Если бы он попытался сдаться у ручья, они бы в спешке пристрелили его. Ему нужен какой-то буфер между собой и ними, чтобы они не стреляли, пока он будет объяснять Он вернулся ко входу в туннель, к свету, изучил крышу. Нашел место, где она опасно потрескалась, выбрал поддерживающие ее верхняки, давно подгнившие, и успел отбежать, прежде чем она обвалилась. Все заволокло пылью, и Рэмбо долго кашлял. Когда пыль осела, он увидел пространство примерно в фут между барьером из камней и почти полностью разрушенной крышей. Потянуло воздухом, стало холоднее. Он опустился на влажный пол, слушая, как потрескивает крыша. Скоро донеслись голоса.
– Как ты думаешь, его убило?
– Может, залезешь и посмотришь?
– Я?
Кто– то засмеялся, и Рэмбо невольно улыбнулся.
– Пещера или рудник, – сказал другой. Голос у него был громкий, и Рэмбо решил, что он говорит в полевую рацию. – Мы заметили как он вбежал туда, а потом все обвалилось. Видели бы вы, сколько пыли. Теперь он наш, это точно. Подождите минуту. – Потом, как будто кому-то рядом: – Убери свою дурацкую задницу от входа. Если он еще жив, очень даже просто может тебя подстрелить.
Рэмбо осторожно поднялся по барьеру из камней и выглянул наружу. В поле зрения появился солдат, бежавший слева направо, по его бедру хлопала фляга.
Ну, пора с этим кончать, подумал Рэмбо.
– Мне нужен, Тисл, – прокричал он в отверстие. – Я хочу сдаться.
– Что?
– Эй, ребята, слыхали?
– Приведите Тисла. Я хочу сдаться. – Его слова грохотом прокатывались по туннелю.
– Там, внутри. Это он.
– Положите, он там живой, – проговорил человек по рации. – Он говорит с нами. – Пауза, потом этот же человек заговорил намного ближе к входу, хотя в поле зрения не показывался.
– Что вам нужно?
– Я устал повторять. Мне нужен Тисл. Я хочу сдаться.
Читать дальше