Мэтью Рейли - Шесть священных камней

Однако вскоре стало понятно, что блицкригом здесь и не пахнет.

Пять секунд превратились в десять, потом в двадцать.

Лили заметила в действиях Зоу определенную систему: ирландка отражала серию ударов, отступала и ждала сле­дующего шквала.

Варано атаковал все медленнее и медленнее.

Он устал, с него струился пот.

Вдруг Лили вспомнила фильм, который смотрела с Зоу пару лет назад, — документальное кино о боксерском пое­динке между Мохаммедом Али и Джорджем Форманом. Последний был больше, сильнее и моложе — но Али вы­матывал его глухой обороной в течение восьми раундов, после чего...

Как только изможденный Варано поплелся в очеред­ную атаку, Зоу отпрянула в сторону и всадила свой корот­кий меч ему в горло — прямо в кадык, чуть ли не по самую рукоять.

Дикарь застыл — не столько от боли, сколько от изум­ления.

Толпа ахнула.

Вождь вскочил.

Шаман повернулся к жрецам и кивнул. Некоторые из них удалились.

Варано покачивался на Боевом камне — живой, но неспособный ни двигаться, ни говорить. Его взгляд застыл на ней — на женщине, которой удалось всадить в него меч, в него, старшего сына верховного вождя Рано.

Зоу стояла перед парализованным гигантом, глядя ему прямо в глаза.

Затем она медленно извлекла меч поверженного противника из его правой руки и обратилась к толпе:

— Меч в его горле — возмездие за всех девушек, на которых этот человек «женился» за много лет.

Диана Кэссиди тихо перевела. Ниты смотрели затаив дыхание.

— А это — за моего друга, которого он сегодня убил. — Зоу вцепилась в рукоять меча, торчавшего из горла Варано, и вогнала лезвие еще глубже. Сын вождя отшатнулся и рухнул на самом краю Боевого камня.

Зоу пнула его ноги, и они свесились над чудовищным озером. Варано с ужасом смотрел, как ближайший крокодил высовывается из грязи, подплывает к нему и... хватает за ступню.

Перед тем как исчезнуть в мерзкой пучине, Варано пришлось увидеть, как два чешуйчатых монстра оторвали его нижние конечности, то есть буквально сожрали его живьем...

Наконец крокодилы утянули нечестивца в зловонную геенну, и грязные воды снова разгладились.

— Святые черти! — выдохнул Элби, нарушив сгустив­шуюся тишину.

Вождь стоял в ложе вне себя от ярости и горя. Эта жен­щина убила его сына!

Шаман, понятное дело, находился под меньшим впе­чатлением и сохранил ясность ума. Он протянул руку вперед и что-то прокричал.

Убит член королевской семьи! — перевела Диана Кэссиди - Всем известно, чем карается подобный поступок! Убийца должен отправиться в лабиринт!

Зоу окружили воины-монахи. У нее отняли меч и погпали к храму-крепости — единственному месту, откуда мож­но было попасть в гигантский лабиринт на другом берегу Озера.

Шаман и Зоу стояли у ворот рокового здания.

—Эта женщина умертвила того, в чьих жилах течет ко­ролевская кровь! — объявил горбун. — По древней традиции нашего племени ее отправят в лабиринт нитов, где ее будут преследовать собаки. Если вечная мудрость сих существ позволит ей выбраться из лабиринта целой и невредимой, значит, так угодно великим богам — и мы не вправе оспа­ривать их волю.

—Старо как мир, — поморщился Волшебник. — Если она не сможет выбраться из лабиринта, значит, ее смерть угодна великим богам. Это все равно что бросать женщину в реку, чтобы проверить, ведьма она или нет. Утонет — значит, ведьма, не утонет — извините, ошиблись. Это безвыигрышная ситуация для нее и беспроигрышная для жреца, прославляющего божественную силу.

Стоя на приличном расстоянии от Зоу, Диана Кэссиди сообщила ей формальным тоном:

— Лабиринт имеет два входа — северный и южный. Также в нем много тупиков. От каждого входа можно пройти к центру — существует два отдельных маршрута. Тебя введут в лабиринт через северный вход. Через несколько минут за тобой отправятся воины-монахи с гиенами. Чтобы выжить, ты должна продвигаться к центру лабиринта, а оттуда — к южному входу. Это единственный путь к спасе...

Шаман повернулся к Зоу и что-то рявкнул.

Кэссиди перевела:

— Шаман спрашивает, есть ли у тебя последнее же­лание.

Зоу посмотрела на Лили и Волшебника, стоящих на своих платформах с выпученными от ужаса глазами, потом — на Элби. Вдруг она заметила на груди у подростка что-то серое...

— Вообще-то есть, — сказала ирландка.

— Какое?