Михаил Нестеров - Горный стрелок

Но каким бы тяжелым ни было положение, руководитель российской экспедиции не терял надежды. И надежду эту звали Сергеем Курочкиным. Тот уже давно должен был заподозрить неладное и сообщить об этом непальским властям. Однако сегодняшняя связь с базой еще больше огорчила Скокова: спасатели в абсолютном неведении. Тогда выходило, что Сергей либо шел за отрядом Шееля, либо еще не прибыл в Гхунзу. Хотя... Парень он обязательный, если сказал – сделает. Только вот иногда на пути возникают препятствия, обойти которые не представляется возможным. Может, и Сергей стал заложником каких-то обстоятельств?..

А вообще у Скокова было двоякое чувство: он и хотел услышать из уст дежурного поисковика, догнал ли группу их товарищ, и в то же время опасался этого вопроса. Террористы были в неведении об одиннадцатом участнике экспедиции, скалолазе Сергее Курочкине.

Позади них движется группа альпинистов, Скоков ничего не знает о ней, но чувствует, что они – или кто-то конкретно из группы – и есть непонятная пока цель террористов. Хотя, с другой стороны, это казалось преследованием. Но Шеель работает под русских, выполняющих свою программу; правда, она выглядит несколько странной, и отряд в роли догоняющих обратил на это внимание поисково-спасательной базы в Гхунзе. А Шеель, используя Скокова и Паненку, продолжает оставаться русским. Он ведет за собой ту, другую группу альпинистов, сначала обескураженную, но теперь успокоившуюся после связи с базой, чтобы где-то выше в горах разыграть еще более кровавую драму.

Намерения у них более чем серьезные, думал Скоков, вспоминая покойного Дитера Лемке. Тот совершил два проступка: заболел и усугубил этим резкий выпад против командира. У Скокова до сих пор стояли в ушах слова Лемке: «...на самом деле – это СТРАНА!.. Вершина горы – в небесах! Бог никогда не бросит нам сверху веревочную лестницу... Это для избранных...»

После этих слов по немому приказу командира Хорст Кепке отвел его и Вадима метров на тридцать в сторону. Неплохо знающий немецкий язык, Скоков напрягал слух, но до него долетали лишь бессвязные обрывки: связь... вице-премьер... наш друг позаботится... назад...

И снова – мысли о Сергее, который призраком надежды стоял перед глазами: это его ангел-хранитель назначил свадьбу на 12 апреля... «А может, и наш с Вадимом ангел тоже», – подумал Скоков, посмотрев на задумчивого товарища.

Кроужек крикнул шедшему впереди Богумилу Слончику:

– Привал! – и устало опустился на корточки. Оглянувшись, он увидел в двадцати метрах от себя выбившегося из сил Петра Миклошко. Вице-премьер улыбнулся: «Давай, давай, дармоед, зарабатывай отдых».

Пресс-секретарь повалился рядом, шумно выталкивая легкими воздух. Вскоре подтянулись и другие.

Базилевич во время таких коротких привалов первым делом смотрел в бинокль. Сейчас чешский отряд довольно близко подошел к каменной гряде, над которой нависла серая стена скалы. На ее вершине стоял человек. Базилевич отчетливо разглядел его экипировку, хотя не мог разглядеть лица, затененного капюшоном куртки. Человек поднимал на веревке... Лев до ломоты в висках напряг зрение. Ошибиться он не мог: человек тянул наверх темно-зеленую в клетку багажную сумку. На ум пришло определение: турист. Странные, однако, люди в российской экспедиции. Но Базилевич изумился бы еще больше, если бы этот «турист» распахнул сейчас полу пуховой куртки, – он бы увидел красивые разводы благородного дерева и вороненую глубину металлических частей нового детища Калашникова – «гепарда».

Но русский скалолаз не стал искушать Базилевича и, управившись со своим делом, быстро исчез из виду.

– Панове, – снова завелся неугомонный Миклошко. – Хотите я расскажу вам о событиях, которые произошли 30 мая 1975 года?

Начальнику личной охраны вице-премьера хотелось во все горло крикнуть: «Нет!!» и вызвать тем самым обвал в горах, который воспрепятствовал бы дальнейшему восхождению. Но он не закричал, только глаза его заорали: "Если можно, ПЕТР, заткнись!! Твои правдивые рассказы и такое же умение все объяснить уже сидят у всех в печенках!" Невероятное словоблудие!

Миклошко не уловил отчаянных призывов Яна Новака.

– Я помню толстенный слой инея у себя на бороде, был страшный мороз, – вдохновенно начал он. – Я кричал, чтоб все поднимались: «Уже утро!» И действительно, солнце уже выползало из-за гор. По моей команде все встали. Мы привязали к ботинкам кошки и связались веревкой. В путь! Я – впереди, за мной – Мирослав на блок-карабине... Сначала идти было легко, плотный фирн хорошо держал нас, но потом пошли надоевшие еще на ледопаде участки глубокого свежего снега, торосы... Нам было трудно, на нас действовала высота. Она довлела над нами, давила пирамидой Кангбахена, темнела вершиной Западной Канченджанги – Джалунг-Кангой.