Павел Ганжа - Холодное блюдо

Без второго стакана узел не распутаешь…

Янтарный водопадик брызнул из бутылочного горлышка в рюмку, а затем проследовал проторенной тропкой – вниз по пищеварительному тракту. Общеизвестно, что водка и коньяк – универсальные средства для стимулирования умственной деятельности…нормального русского человека. Недаром же народ извечно апеллирует то к ста граммам, то ко второй бутылке, сетуя на невозможность без них "разобраться" в сложном, запутанном деле. И, говорят, помогает. Хоть слесарю, хоть доктору. Махнет Петрович или Кузьмич, не ведающий с какого бока подобраться к заморскому агрегату, соточку-другую, и сразу картина проясняется, становится понятно, куда отвертку запихивать, мысли обретают четкость, руки – уверенность.

А тут – ни черта! Ни ясности, ни уверенности. Ни душевного уюта, ни расслабленности. Невзирая на добрые сто грамм превосходнейшего французского стимулятора, доставленного в желудок. Лишь чуть потеплело внутри, да спать расхотелось окончательно. Поневоле усомнишься в собственной национальности. Или в нормальности. Можно еще грешить на галльское происхождение напитка; мол, душевные хвори лишь водочкой лечатся, а лягушатники ни бельмеса в спиртном не смыслят, но сие откровенный и неаргументированный поклеп. И утешение для слабаков.

Ни слабаком, ни иноземцем Стрельцова не посчитал бы и недруг, значит, собака не тут зарыта. Артем справедливо расценил, что закавыка – в дозе. Маловато на грудь принял, вот и не накатило долгожданное просветление. Посему следует состояние усугубить…

Усугубил.

Затем еще раз усугубил.

Наконец кое-какие изменения в душе осуществились. Сомнения не исчезли, но…поблекли что ли. Выцвели. Все же стакан коньяка – не фунт изюма. Бесследно не переваривается. Определенное мнение по поводу сделки и потенциальной угрозы со стороны дорогих компаньонов у Артема так и не сложилось, однако… отпустило. Скрежет зубами, хватание родственников за грудки и отчаянные крики типа: "Шеф, что делать?" уже не входили в список первоочередных стрельцовских дел. Проблема стала казаться не столь острой. Ну, обидятся друзья, ну, проклянут страшно. Авось потом простят. А не простят, нам трын-трава. Не хуже, чем зайцам на поляне…

И, вообще, срастется как-нибудь. Урегулируется, утрясется, наладится. Правильно?…

Рукотворные звезды, опоясывающие темные бетонные туши домов, согласно моргнули.

– Долботроны!! Дебилы!! Недоделки!!

Серега Величев брызгал слюной и орал так, что не только легко заглушал играющую в кафе музыку, но и вызывал слабую дрожь хрустальных бокалов. А заодно – дрожь в коленках Кривого и Чалдона. Впрочем, причина тремора нижних конечностей пацанов крылась отнюдь не в зычном голосе бригадира. Оба – тертые калачи – жизнь повидали, слыхали вопли и покруче. Причина утопала в правой Величевской руке и упиралась холодным черным кругляшом в потный лоб Чалдона. А мгновение назад в бездонную глубину вороненого ствола заглядывал Кривой. И глубина его совершенно не вдохновила. Вкупе с толстым пальцем, ласкающим спусковой крючок, она пугала и завораживала и заставляла думать о вечном. Например, о красивом мраморном памятнике на аллее Славы. От подобных размышлений…поневоле дрожь пробьет.

Пока Чалдон бодался со стволом "Беретты", Никитин стоял столбом, боясь пошевелиться, и молил всех богов и демонов сразу, чтобы у Величева не сорвало крышу, и он не надавил на крючок. В подобной ярости Кривой бригадира видел дважды, и оба раза венчались кровью и похоронами. Своих же пацанов закопали. И сейчас – переклинит, нажмет на спуск, и поминай хорошего парня Андрюху Никитина.

Судя по обильному потоотделению и ошалелому взгляду, Чалдон размышлял на схожие темы.

– Тебе что, башку прострелить?- неожиданно сбавил тон Величев. Поинтересовался спокойным, ровным голосом, так обычно просят собеседника передать сахарницу или солонку, лишь в глазах мерцали искры гнева. Но от этого стало еще страшнее.

– Не-е, – еле слышно прошептал, а точнее – прошелестел одними губами Чалдон.

– Тогда тебе? – Пистолет уперся в Никитинскую щеку.

Кривой промычал нечто отрицательное.

– Не хочешь? А почему?

Ответа не последовало. Никитин был слишком занят тем, что гипнотизировал величевский указательный палец. Не дай бог, дрогнет.

– У тебя же, типа, все равно, башка пустая. Шесть сантиметров кости и пустота. Давай, заполню! Хоть что-то в мозгах останется…