Сергей Майоров - Последний долг

Он метнулся к обладателю трубки, тот не прекратил разговора, не замедлил шага, так что Горохову пришлось бежать за ним, сбоку заглядывая в лицо.

Через несколько минут оперативники расселись по машинам. Горохов стоял у раскрытой дверцы, продолжая допытываться чего-то у старшего, но его не слушали, и когда «волга», швырнув колесами снег, поехала, он с остолбеневшим видом отскочил, болезненно морщась.

Я тоже стоял столбом и смотрел в направлении исчезавшей «волги». Доставая сигареты, Горохов подошел и протянул мне пачку. Я отказался, и он закурил сам, с трудом совладав трясущимися пальцами с зажигалкой.

— Федя, а что тут… вообще было?

— Не знаю. Я подошел, когда уже все кончилось.

— Нет, а вообще? Ты же работал…

— А я почем знаю, что тут… Мне о таких вещах не докладывают.

— Да, конечно… Просто ужас!

Я подумал, что он меня почему-то боится.

— Я сам разберусь. Иди на место. Или ты на обеде?

Как я понял потом, в тот момент он действительно боялся. Но не меня.

Мне хотелось позвонить Марголину и потребовать объяснений. Немедленно. Стукнуть кулаком по столу. Сказать, что мне надоело быть чужим среди своих. Надоело выступать в качестве слепого агента. Лучше уж ларьки по ночам сторожить.

Я поймал себя на противной мысли. Сказать-то хочется. И наверное, я все это скажу, но вряд ли пойду дальше слов.

Скорее всего, просто напьюсь вечером.

Остаток смены тянулся долго и нудно. Мне казалось, что коллеги косятся и шепчутся за моей спиной. Вид у них был мрачный и подозрительный, будто карманы каждого были набиты героином и они ожидали возвращения черных «волг», заранее смирившись со своей участью. Даже старый боцман забыл про свои дурацкие шутки и тоскливо оглядывал горизонт. Наверное, кроме героина, у него было при себе еще что-то. Украденная на флоте торпеда.

Пару раз подходил Горохов. Теперь он выглядел так, словно успел принять душ, но не поменял белье. Он отзывал в сторону отставного десантника, и они о чем-то шептались, густо усеивая окурками снег под ногами.

Сдав дежурство, я сухо попрощался со всеми и пошел на троллейбус.

Я стоял на задней площадке и, уже подъезжая к своей остановке, заметил, что за троллейбусом спокойно катит серый БМВ. Я разглядел спокойную физиономию Марголина и почувствовал, что закипаю.

Когда я вышел, БМВ прижался к обочине. Марголин продолжал сидеть за рулем, не подавая никаких знаков и вообще глядя куда-то мимо. Я подошел к машине с твердым намерением высказать накипевшее. Я упал на сиденье, и все, на что меня хватило, — это сказать:

— Зачем было так меня подставлять? Даже угрозы в голосе не прозвучало. Какая-то жалоба.

— Как?

Я молчал, пытаясь хотя бы взглядом выразить свои чувства. Марголин рассмеялся и хлопнул меня по плечу:

— Не переживай, все нормально.

— Нормально? Значит, это нормально — вот так меня подставить?

— Ты не знаешь всех обстоятельств.

— А какие могут быть об…

— Разные. Обстоятельства бывают самые разные. Опера из 22-го все-таки пронюхали про нашего Васю. Хорошо, что есть кое-какие знакомства. Удалось хоть немного с ними договориться. Могло быть хуже.

— Куда уж хуже-то? Я засвечен…

— Нигде ты не засвечен. Бабко ни сегодня, ни завтра не выйдет. А даже если бы и вышел — кто он такой и что он тебе предъявить может?

Я пожал плечами. Меня учили работать не так. Совсем не так. И это с учетом того, что учителя у меня были достаточно среднего уровня. Не комиссар Мегрэ и не полковник Гуров.

— А как же скандал? Вы же этого боялись больше всего!

— Скандала не будет. Я же говорю, что удалось решить кое-какие вопросы. Поверь, это был самый оптимальный вариант. И волки целы, и овцы сыты…

До меня не сразу дошел смысл последней фразы. А когда я посмотрел на Марголина, он уже включил двигатель и отъезжал от поребрика.

Он подвез меня к самому подъезду.

— Не забивай голову, — сказал он на прощание. — Мне понравилось, как ты работаешь. Через неделю займемся настоящим делом. Считай, что это был пробный дубль.

Вечером, как обычно, я напился и в очередной раз поссорился с Натальей. Мне хотелось с кем-то поговорить, поделиться своими горестями. Но пойти к друзьям с такой историей я не мог. А ей… Рассказать все это Наташке я тоже не мог. Я осознал это внезапно, во время телефонного разговора.

Я сидел на кухне в обнимку с бутылкой и разговаривал сам с собой.

Мне было плохо.

А потом я вспомнил вчерашний визит в жилище Бабко и представил котенка, который бродит по пустой темной квартире в ожидании хозяина…