Сергей Майоров - Последний долг

Во мне еще осталось что-то от прежнего опера. Сделав несколько шагов, я остановился и закурил. Щелкнув зажигалкой, скосил глаза и рассмотрел номера машин. К 878 ТА и Ш 015 ВВ. Они ничего мне не говорили, и я забыл о них.

Лучше бы мне никогда их не вспоминать.

Дома я поставил на плиту чайник и тут же позабыл о нем. Взял телефон, плюхнулся в кресло и набрал номер Натальи.

— Привет! Чего делаешь? — радостно спросил я, услышав ее голос.

— Читаю, — немного помедлив, ответила она. — А ты по-прежнему пьешь?

— Пьют алкоголики. Подумаешь, выпили с приятелем по сто грамм после работы.

— У тебя уже и приятели новые появились?

— А что мне, бегать от них? Как-никак работаем вместе.

— У меня такое ощущение, что ты сторожем на винный склад устроился. В милиции ты тоже пил, но хоть не так часто!

— Так там платили меньше.

— А здесь тебе зарплату бутылками выдают? Я промолчал.

— Да, дальше. Какая у тебя перспектива? Не забыл еще такого слова?

Мне хотелось закончить разговор миролюбиво.

— Послушай, Наташа, я ведь и раньше выпивал, и перспективы у меня и тогда никакой особой не было. Но тогда это все тебя так не волновало. Что же сейчас-то случилось? Здесь хоть платят прилично.

— За что? За то, что в воротах билеты раздаешь?

— А что тут такого? Что я, по-твоему, всю жизнь должен в тюрьму кого-то сажать? Я не понимаю, чего ты добиться хочешь?

Она опять начала меня раздражать. Вместо того чтобы поддержать в трудный период, лезет со своими бабскими капризами. Когда я был опером, ее тоже многое в моей работе не устраивало, но тогда обходилось без скандалов и истерик, а критика ее была, что называется, конструктивной. Я даже обсуждал с ней какие-то служебные дела и прислушивался к ее мнению. А сейчас? То — плохо, это — бесперспективно. Наверное, сидеть безработным очень перспективно.

— Я просто понять тебя хочу!

Ну вот, опять красивые и бессмысленные слова. Как в мексиканской мелодраме.

— Федор, ты не чувствуешь, что сильно изменился?

— Нет, Наташенька, самому странно. Все вот чувствуют, а я, извини, ослеп.

Что-то пробормотав, она бросила трубку. Я испытал облегчение, услышав короткие гудки. Потом, когда все наладится, разберемся, если захочется…

Такая мысль впервые пришла мне в голову, и я долго сидел, раздумывая, пока не понял, что на кухне отчаянно свистит чайник.

Утром я собирался на работу с тяжелым сердцем. Я вспомнил вторжение в квартиру Бабко, а потом нашу с ним пьянку, и мне стало противно за себя.

С самого утра меня одолевало неприятное предчувствие. Что-то нехорошее должно было случиться.

Я встал вовремя и мог бриться не торопясь, но умудрился трижды порезать подбородок безопасным станком. Я грустно смотрел в зеркало, и мне хотелось сказать самому себе: «До чего же ты дошел, бывший опер?»

Я вышел на улицу, и свежий, морозный воздух принес мне решение. Хрустел под подошвами нелюбимый мной снег, а порывы ветра обжигали лицо. Я чувствовал, как спадает владевшее мной напряжение.

Бабко — наркоман. Я твердо был уверен, что он курит «травку», и достаточно часто. Косвенные улики порой убедительнее прямых, и кроме того, я доверял своей интуиции. А раз так, то я могу согласиться с Марголиным, что он не должен работать в фирме.

Странно, после визита в квартиру мое отношение к Бабко переменилось. Возникло нечто вроде симпатии. Или виной тому неловкость, испытанная мной, когда я рылся в его вещах и разглядывал фотографии?

Я решил сегодня же, использовав удобный момент, переговорить с Бабко и убедить его уволиться самому, не дожидаясь неприятных последствий. Я не сомневался, что у меня это получится. В свое время удавалось уговаривать и «колоть» и более крепких типов.

Я шагал к остановке, не обращая внимания на ветер, был уверен в успехе. И ошибался.

На инструктаже у Горохова Бабко сидел далеко от меня, как обычно, размеренно жевал резинку и временами прикрывал глаза с видом крайнего утомления. Витя в то утро, наоборот, был в ударе, говорил много и красноречиво и, в общем-то, ни о чем. Из услышанного запомнилось несколько свежих анекдотов.

Бабко одним из первых нацепил свою пятнистую безрукавку и бодро двинулся к нашей арке. Проходя мимо, он мазнул по мне безразличным взглядом, и я на мгновение замер, подумав о том, не является ли мое задание очередной, более глубокой проверкой? Поразмыслив, я отбросил сомнения и вернулся к своему плану. Он казался мне безупречным. Совесть моя будет чиста, и по работе никто не сможет предъявить претензий.