Сергей Майоров - Последний долг

Мы выстроились под аркой, ожидая, пока Горохов уедет. Бабко стоял на другом конце шеренги и не делал никаких попыток приблизиться, так что я топтался рядом с отставным мичманом, мало прислушиваясь к его болтовне о вчерашнем хоккейном матче.

Примерно через час черная «девятка» Горохова с ревом пролетела мимо нас, старый мичман отпустил в его адрес какую-то непонятную мне остроту, и мы стали расходиться. Двое остались под аркой, остальные быстро рассосались по всему рынку.

Бабко широким шагом двинулся в сторону ангаров с автозапчастями, я догнал его и окликнул:

— Вася!

— Ну?

— Поговорить надо.

— Что, сейчас?

— Не завтра же!

— Ну так говори.

— Давай отойдем куда-нибудь.

Он замолчал. Смотрел на меня ничего не выражающим взглядом, катал во рту резинку и молчал. Никогда не встречал человека, который умел бы так выразительно молчать и двигать челюстями.

— Сейчас не могу, — наконец процедил он. — Давай через полчаса. Приходи вон туда, видишь?

Он показал на ободранный сарай, притулившийся около самого забора среди обрезков труб и занесенных снегом ящиков с какими-то станками. Очень подходящее место для душевного диалога. Можно войти вдвоем, а выйти одному, и никого это не удивит.

Я кивнул и пошел к торговым рядам.

Тридцать минут я провел, шатаясь среди лотков, заваленных кожаными куртками, меховыми шапками и обувью. Попадались вещи приличного качества, и я мысленно делил свою будущую получку, определял, на что потрачусь в первую очередь. Время пролетело быстро. Я перекурил и пошел к месту встречи. Через высокие сугробы к сараю тянулась цепочка свежих следов. Я различил характерный протектор ботинок Бабко. Уже ждет…

Меня остановило предчувствие. Я замер, оглядываясь и пытаясь определить, что же меня насторожило. Что-то должно было произойти…

Уже произошло. Из сарая доносились звуки возбужденных голосов, треск ломаемых досок, противный скрип снега под ногами… И глухие удары.

Самым разумным было позвать помощь. Всего в сотне метров от меня двое охранников мирно беседовали с молодой продавщицей обуви. Но меня переполнило предчувствие допущенной мной страшной ошибки и своей вины.

Я подбежал к сараю и заглянул в окно.

Все было кончено. Бабко лежал на животе около стены, и сведенные за спину руки крепко держали браслеты наручников.

— Сука, ребро сломал, — услышал я незнакомый мужской голос.

— Говорили тебе, что здоровый черт будет…

Рядом с Бабко было несколько мужчин среднего возраста. Никого из них я не знал, но сразу понял, что это опера из 22-го отделения. Чуть позже я разглядел на них легкие куртки с надписью «милиция» на спине.

— Сергеич, скорую звать?

— На х…, сам доеду! Во с-сука!

Бабко пошевелился. По скуле у него стекала струйка крови — видимо, кто-то заехал ему пистолетом по голове.

— Стоять! — Один из оперов заметил меня и кинулся к двери.

Я замер. Ко мне подбежали, повернули лицом к стенке и обыскали. Ничего противозаконного в моих карманах не нашли, и я мгновенно потерял интерес для оперов.

Бабко подняли на ноги, и теперь он стоял посреди сарая, разминая плечи и оглядываясь исподлобья.

Мне надо было уйти. Нечего мне было здесь делать. Но, находясь в каком-то оцепенении, я продолжал стоять, и Бабко наконец увидел меня. Мы смотрели друг на друга, и взгляд его, ничего не выражающий, был невыносимо тяжел.

Как в плохом кино, во двор въехали две черные «волги». Захлопали дверцы, и я очнулся, различив голоса оперов, скрип снега под ногами и бестолковые вопросы зевак, начавших собираться в круг на некотором отдалении от нас.

Бабко повели к машине. Он низко опустил голову и на улице резко остановился, глянув на меня. Я не отвел глаз, пытаясь взглядом сказать, что не виноват перед ним и не имею к случившемуся ни малейшего отношения. Он щурился от яркого света, потом сплюнул на снег кровь и хотел что-то сказать, но его сильно толкнули в спину, и он успел бросить короткое:

— Сука…

Бабко усадили на заднее сиденье потрепанной «волги». С боков втиснулись двое оперов. Откинувшись назад, они переговаривались за его спиной, и я видел, как Бабко сидит, низко опустив голову и шевеля скованными руками, пока не захлопнули дверь с зеркальным стеклом.

Машины почему-то не уезжали, хотя, как я понимал, все действия здесь были закончены. Один из оперов, прохаживаясь вдоль сарая, говорил по радиотелефону, остальные в сторонке курили.

Появился Горохов. Вид у него был такой, словно его вытащили из туалета раньше, чем он успел воспользоваться бумагой.