Иван Сербин - Сделка

…Алексей, сидя по-турецки на больничной койке, в который уже раз рассматривал фотографии. Глянцевые карточки с изображенными на них вагонами, кранами, танками, кирпичными стенами углеперерабатывающего комбината, проплывали в желтом пятне света. Одно и то же. Все одно и то же. Вагоны, люди, краны. Краны, вагоны, люди. Что же заметил он неосознанно? Что встревожило его? Что же во всем этом было… не так?

Алексей нахмурился. Он как раз перекладывал очередную карточку, когда в коридоре заурчали двери лифта, и сразу же вслед за этим больничную тишину нарушил звук шагов. Алексей прислушался. Сердце его учащенно забилось, предчувствуя самое худшее. На секунду шаги стихли. В коридоре кто-то заговорил, глухо, неразличимо. Слов было не разобрать. Алексей сбросил ноги с койки, встал. Он выглядел, как человек, впавший в прострацию: неподвижный взгляд, застывшие, словно замерзшие, мышцы лица, на котором отпечаталось нестираемое выражение тревоги.

Фотографии рассыпались по полу, образовав пестрый глянцевый асимметричный узор. Шаги послышались вновь. Люди направлялись к двенадцатому боксу. Сомнений не было. Теперь Алексей четко осознал: вопреки уверениям Проскурина убийцы отыскали его и пришли, чтобы подвести итоги трехдневной гонки…

Доктор шел первым. За ним двигались боевики. Замыкал процессию низкорослый охранник, помахивающий дубинкой, в любой момент готовый пустить ее в ход.

Коридор четвертого этажа был совершенно пуст. Больные давно спали, «сестра милосердия», судя по всему, отправилась поболтать с подружками.

Доктор остановился у стола и несколько раз постучал по пластику ключами. Раздражающе сухой и громкий до невообразимости тупой звук раскатился по этажу и медленно умер в больничной тишине.

— Черт знает что, — возмущенно пробухтел себе под нос доктор. — Где она ходит?..

Они быстро зашагали по коридору мимо палат, казенных дверей и безразлично крашенных стен. Перед боксом номер двенадцать все четверо остановились.

— Это здесь, — пояснил врач, нажимая на ручку двери. Та качнулась, ударившись обо что-то твердое, и с легким щелчком вернулась в исходное положение.

— Постучите, — резким, почти категоричным тоном приказал Второй.

— А почему бы вам самому…

— Стучите!

— Слушайте, а по какому, собственно, праву вы…

Договорить он не успел. Холодный, жгущий кожу металл уперся ему под нижнюю челюсть.

Охранник рванулся на подмогу, вскидывая в широком замахе палку, намереваясь врезать этим двоим, которые, кстати, сразу ему не понравились, но стоящий в двух шагах убийца мгновенно выхватил из кармана пистолет и впечатал ребристую рукоять точно в приплюснутую переносицу. Как раз между раскосых недобрых глаз. Охранник отлетел к противоположной стене. Дубинка выпала у него из рук. Боевик, почти не целясь, два раза нажал на курок. Срез глушителя расцвел желто-алым узким цветком, и на камуфляжной куртке охранника расплылось большое бурое пятно. Стреляные гильзы запрыгали по линолеуму. Охранник скрючился, поджав колени к подбородку, всхлипнул совсем по-детски и застыл. Врач с ужасом смотрел на неподвижное тело, на валяющуюся посреди коридора, глупо ловящую черными лакированными боками свет люминесцентных ламп резиновую дубинку, на водянистую, красновато-постную лужицу, быстро вытекающую из-под рифленых подошв высоких армейских бутс, на повисшие в полуметре от пола едва заметные капельки брызг и молчал.

Второй быстро глянул на напарника и равнодушно скомандовал:

— Гильзы подбери. — Повернувшись к бледному, все еще стоящему с приоткрытым ртом доктору, он надавил на пистолет так, что глушитель на пол-сантиметра погрузился в человеческую плоть, и пробормотал: — Стучи, сука, быстро!

Доктор вздрогнул, покосился на невозмутимого убийцу и пару раз стукнул в дверь.

Шестой довольно быстро управился с не слишком надежной дверцей сейфа. Узкая голубоватобелая игла пламени взрезала трехмиллиметровую сталь так же легко, как острый нож — теплое масло. Черный бугристый разрез опоясывал мощный замок ровным четырехугольником. Еще один сантиметр, и сейфовый запор сдастся, но взломщик вдруг выключил горелку, положил ее рядом с собой на ковер, отчего на ворсе образовалась неряшливая темно-коричневая проплешина, и потянулся за рацией. Щелкнув тумблером, он поднес микрофон к самым губам и сообщил:

— Шестой для Пятого.

— Пятый, слышу тебя хорошо. Как дела?

— Отлично. Работу закончил. Есть новости?