Иван Сербин - Сделка

— Все, все, командир. Уже ухожу, — бормотнул он, пьяно сбившись, сделал вид, что застегивает штаны, и нетвердой походочкой побрел через арку.

Здоровяк еще некоторое время смотрел ему вслед, затем повернулся и пошел к подъездам.

Оказавшись у ограды больницы, Проскурин вздохнул и покачал головой.

«Надо же, — подумалось, — скоро и от собственной тени шарахаться начнешь. В самом деле, нельзя же подозревать всех плечистых. Ведь сейчас каждый второй таскается в «качалки», мышцы наращивает. Ну, пронесло, и ладно».

Обогнув стальной, пиками, забор, он нырнул в узкую, гостеприимно распахнутую калитку и быстро зашагал к освещенным корпусам. Во дворе стояли машины, сновали медики, молодой мужик, наверное врач, орал на приземистого, разбитного парня-шофера, а тот, поблескивая в полумраке золотой фиксой, оправдывался, тоже давя на горло. Кричал, что он один и санитар один, а вызовов за вечер пятнадцать штук, а старик совсем доходяга, еле на ладан дышит, может и подождать. Мимо к воротам прошагала молодая пара с пустыми сумками, видать, навещали кого-то.

Проскурин дошел по аллее до главного входа травматологического корпуса, свернул направо, нырнул в двери приемного покоя и тут же увидел давешнего врача. «Чехова». Тот беседовал с худым затурканным санитаром. Заметив Проскурина, доктор что-то быстро сказал собеседнику, попросил подождать и подошел к фээскашнику.

— Добрый вечер, товарищ майор, — произнес и усмехнулся.

— А добрый? — поинтересовался Проскурин.

— Добрый, добрый. Видите, дежурство сдал.

— Ну, тогда действительно добрый. — Проскурин усмехнулся в ответ. — Как мой раненый поживает?

— Нормально поживает, в себя приходит. Неделька, и будет как новенький бегать.

— Ну и ладушки. Он где?

— На четвертом этаже, в двенадцатом боксе. Только вы пальто снимите. Больница все-таки. А я вам халат дам.

— Ну, халат, я думаю, мне и в ординаторской могут дать. — Проскурин улыбнулся.

— Это как сказать, — заметил врач. — Вполне могут и не дать. Так что лучше уж я дам. Пальто, кстати, тоже можете в кабинете оставить. Я предупрежу сменщика.

— Хорошо. А днем никто о раненых не спрашивал?

— Мне-то откуда знать? — «Чехов» пожал плечами. — Если и спрашивали, то в справочной, но там все равно ничего не скажут. Мь1 информацию о вашем приятеле в общую справочную не давали.

— Вот и чудненько. — Проскурин улыбнулся. — Завтра тоже вы дежурите?

— Завтра я в ночь, так что увидимся еще. Может быть, днем заскочу.

— Хорошо.

Майор поднялся на четвертый этаж и оказался в просторном холле. Цветов здесь не было, не было вообще ничего из того, к чему он привык, когда лежал как-то раз в госпитале на обследовании. Пусто и по-своему даже нище. Казенная обшарпанная мебель, больные, спящие в коридорах на скрипучих койках, старенький, видавший виды телевизор, черно-белый, разумеется. Ну кто ж сюда цветной поставит?

На вопросительный взгляд медсестры Проскурин махнул рукой:

— Я в двенадцатый бокс.

— Вы к кому, товарищ? — поднялась она. — Время посещений уже давно закончилось.

— Девушка, — Проскурин продемонстрировал удостоверение, — я же вам сказал: в двенадцатый бокс.

Та, даже не взглянув на удостоверение, дернула плечом:

— Пожалуйста, проходите, — сказала с абсолютным безразличием.

Проскурин понял, что, если бы вместо него сюда пришли убийцы, она пропустила бы и их точно так же, даже не заглянув в документы. Ладно, разберемся.

Он прошел мимо пахучей столовой, из которой очень уж специфично тянуло смесью пайковой госпитальной снеди и лекарств — запах, присущий только больницам; мимо палат, за дверью одной из которых работал — видать личный — телевизор; мимо ординаторской и пожарного выхода. Вот одна из дверей открылась, и навстречу Проскурину вышел парень в полосатой пижаме и пластиковых шлепанцах-вьетнамках. Покрутив головой, гаркнул зычно:

— Маринк, Аркадий Аркадьевич просит, чтобы ему укол поставили.

Марина высунула из-за столика аккуратную белокурую головку и ответила лаконично:

— Перебьется. В девять всем буду ставить.

Парень вяло махнул рукой и буркнул себе под нос:

— Стерва! — Крутя в пальцах сигарету, зашаркал по коридору, придерживая второй рукой больной бок.

Проскурин хмыкнул.

Справа осталась перевязочная, ванная, затем, похоже, туалет — без вывески, но запах спутать сложно, — потом еще пара каких-то дверей, опять же без номеров и пояснительных табличек, а следом стеклянная, довольно опрятная, с надписью «БОКС № 12». Хорошо.